официальный сайт «Монж Джимон», рейтинг, анализ и описание состава Gemon, обзор — отзывы и мнение ветеринаров о корме «Джимон»
Итальянская марка кормов Gemon, которую производит крупная мультибрендовая компания Monge & C. S.p.a., отличается очень широким ассортиментом как сухих, так и влажных рационов для собак и для кошек. Производитель заявляет, что рецептура кормов содержит свежее мясо, различается для животных разных размеров, веса, возраста и образа жизни, и что эти корма вкусны и полезны.
Консервы Gemon выпускаются как в форме кусочков, запечатанных в паучи и банки, так и в виде паштетов в ламистерах. По словам изготовителей, ингредиенты для корма выращиваются на собственных фермах, а птицу откармливают без применения гормонов.
Всю эту информацию предоставляет официальный сайт Gemon — www. monge.it, «Джимон» — один из брендов, который они выпускают.
Обзор линейки корма Gemon для собак
Линейка кормов «Джемон» для собак делится на виды соответственно возрастной категории, величине породы, активности.
Серия паштетов для собак различается по возрастным категориям и размеру пород и включает разнообразные вкусы: здесь есть корма с индейкой, курицей, тунцом, говядиной, рубцом, кроликом. В их составе около 80% мяса и субпродуктов.
Консервы в виде кусочков в банках и паучах во многом похожи — курица с рисом, говядина с печенью, говядина с ветчиной, дичь. Содержание в них мяса и субпродуктов — 45%.
Сухой корм Gemon
Линия сухого корма Gemon для кошек делится в соответствии с возрастной группой, а также особыми потребностями животного, включая продукты для выведения шерсти; для стерилизованных; для профилактики мочекаменной болезни; для кошек, живущих в помещении.
В основе состава — злаки, мясо, рыба и субпродукты (включая 8–16% свежего мяса или рыбы).
Содержание мясных и рыбных продуктов в консервах и паучах — 45%, в паштетах — 80%.
Посмотреть, какие отзывы о корме Gemon оставили реальные владельцы собак и кошек, вы можете под описанием каждого конкретного рациона, в самом конце. Кроме отзывов, обратите внимание на мнение эксперта: мы привлекаем ветеринаров к описанию и оценке продуктов.
Gemon (Гемон) в Москве
О бренде
Ее история берет свое начало в 1963 году – именно тогда в итальянской коммуне Монастероло-ди-Савильяно был произведен запуск собственного завода одного из будущих мировых лидеров. Более того, он стал не только первым собственным предприятием молодого бренда, но и вообще первым заводом, производящим корма для животных в Италии. К слову, статус пионера, полученный в самом начале пути, компания подтвердила еще не раз, выпустив несколько инновационных вариантов упаковки.
Непосредственно бренд «Гемон» (а если точнее, Gemon High Premium Quality) появился только в 2014 году. Это решение было принято для того, чтобы выделить премиальные виды корма в отдельную линейку. Входящие в нее рационы не просто содержат все необходимые для здорового существования животного питательные вещества и микроэлементы, но и изначально производятся с учетом особенностей потребностей разных пород и возрастов.
Производство
В настоящий момент завод, благодаря которому родительская компания начала свое существование, по-прежнему функционирует. Он представляет собой огромное предприятие площадью 48 000 м2, на котором на постоянной основе трудится более 220 профессионалов, включая отдельную собственную службу доставки, занимающуюся развозом свежего корма по соседним городам.
Более того, годы работы не прошли даром, и производственные линии неоднократно модернизировались и вместе с системой управления производством приводились в соответствие с самыми актуальными стандартами.
Сейчас они отвечают ISO 9001: 2008 и имеют сертификат № ER-1317/2011.
В 2013 году и без того немаленькое производство было расширено – была открыта вторая, самая современная в Европе, фабрика, специализирующаяся исключительно на выпуске сухих кормовых составов.
Таким образом, 100% корма Gemon производится в Италии и продается исключительно в специализированных зоомагазинах, поскольку компания, крайне щепетильно относится не только к производству, но и к розничной реализации продукции, которую доверяет лишь проверенным продавцам.
Ассортимент
Изначально «Гемон» специализировался на выпуске влажного корма для собак, но сейчас предлагает «классический ассортимент», состоящий из 4 основных групп корма.
- Консервы для взрослых собак и щенков.
- Сухие корма для собак: щенков, взрослых псов, пород различного размера.
- Влажный корм для кошек: кусочки или паштет для котят, взрослых котов и пожилых животных.
- Сухие корма с классическими вкусами для: котят, взрослых и пожилых питомцев, домашних и стерилизованных кошек.
Где купить?
24PET.ru – это специализированный интернет-магазин товаров для домашних животных с большим опытом работы, поэтому корма «Гемон» всегда есть у нас в наличии. Вы можете заказать их на нашем сайте с доставкой из Москвы в любой регион России в режиме 24/7.
Широкий выбор продукции Gemon по лучшей цене с доставкой по Москве, области и РФ
Gemon – это широкий ассортимент полнорационных сухих и влажных кормов premium класса для собак и кошек с различными пищевыми потребностями.
Gemon – это линейка кормов, содержащая все необходимое для отличного самочувствия ваших питомцев, их правильного роста и развития на протяжении всей жизни. Все корма приготовлены из высококачественных продуктов, богатых белками, витаминами и минералами и подходят для ежедневного кормления ваших четвероногих друзей.
Ассортимент Gemon предусматривает рецептуры, необходимые для питания животных различного возраста, образа жизни, размеров и веса.
В состав кормов Gemon входит свежее мясо, что обеспечивает высокую вкусовую привлекательность и качество белка животного происхождения.
Все продукты произведены в Италии.
Почему стоит выбрать Gemon?
Более чем 50-летний высокопрофессиональный опыт работы в области производства питания для домашних любимцев!
Собственные фермы по разведению мясных пород домашней птицы свободного содержания, откармливание без гормонов роста и антибиотиков.
Собственное производство на основе новейших технологий обеспечивает высокую вкусовую привлекательность кормов благодаря использованию как натурального свежего, так и дегидрированного мяса.
Уникальные сбалансированные монобелковые и беззерновые рецептуры на основе свежего мяса разработанны БЕЗ:
- ГИДРОГЕНЕЗИРОВАННЫХ ЖИРОВ
- ХИМИЧЕСКИХ АНТИОКСИДАНТОВ
- РАСТИТЕЛЬНЫХ БЕЛКОВ И ЗЛАКОВ КОНСЕРВАНТОВ
- КРАСИТЕЛЕЙ
- ГЛЮТЕНА
Гарантированное качество и тщательный контроль на каждом этапе производства: от выбора ингредиентов, произведенных на территории ЕС, до фасовки продукции в современные виды упаковки.
Gemon Dog Medium Puppy корм для щенков средних пород курица с рисом 3 кг
Выберите категорию:
Все Собаки » Корма для собак »» Сухие корма »» Консервы »» Витамины и добавки »» Лакомства и кости » Игрушки »» Мяч,Кольцо »» Косточка,Гантель »» Палка »» Мягкие »» Игрушки для лакомств » Транспортировка, переноска »» Переноски для собак » Средства по уходу »» Шампуни »» Расчески, когтерезки »» Средства для глаз, ушей и зубов »» Средства для лап »» Туалет для собак »» Корректоры поведения собак »» Средства для пасти и зубов »» Подстилки и подгузники » Аксессуары »» Миски »» Поводки и Рулетки »» Контейнеры »» Клетки,лежанки,вольеры »» Дрессировка,Выставка »» Ошейники,Шлейки,Жилеты »» Намордники » Средства дезинфекции Кошки » Корма »» Сухие корма »» Консервы »» Витамины и добавки »» Лакомства » Игрушки »» Мышки,Хвосты,Перья »» Игрушки с запахом » Средства по уходу »» Шампуни »» Расчески, когтерезки »» Средства для глаз, ушей и зубов »» Туалеты и лотки »» Корректоры поведения кошек »» Подстилки и подгузники » Транспортировка, переноска »» Переноски для кошек » Аксессуары »» Наполнители »» Миски »» Контейнеры » Когтеточки, домики, лежанки »» Домики,лежанки,клетки » Средства дезинфекции Птицы » Сухой корм » Лакомства для птиц » Средства по уходу » Аксессуары для птиц Грызуны » Корм для грызунов » Лакомства для грызунов и хорьков » Клетки, переноски, кормушки » Игрушки для грызунов » Средства по уходу за грызунами » Аксессуары для грызунов Рыбки » Декорация » Корм » Аквариум » Аксессуары » Средства по уходу Рептилии » Корм »» Корм для черепах и лягушек » Средства по уходу за рептилиями Товары для груминга » Шампуни » Кондиционеры,Спреи,Пудра » Компрессоры » Машинки,Триммеры,Гриндеры » Запасные части для машинок » Ножницы
Производитель:
Все8in1AnimondaAROMADOGBama PetBio-GroomBiokat’sCarefreshCatsanCesarChappiCODOSCraveDreamiesEliottEVER CLEANEXPELFIORYFLEXIFresh StepFURminatorGemon (Monge)GimCatGimDogGloFishHunterIbiyayaIMACIv San BernardJULIUS-K9KitekatKONGMidwestModernaMongeMPSNatural TrainerNature’s TableNeon LitterPadovanPedigreePerfect FitPetNPetPetreetPetstagesPitchDogPrettyCatProDen PlaqueOffREXBURGShebaSimba (Monge)Special Dog (Monge)SuperDesignTETRAUltra PearlsUnited PetsVERSELE-LAGAVIYOWanpyWellness CoreWhiskasДоброзверикиКерамикАртЛайнаМнямс
Комедия, трагедия и борьба с абсолютной пустотой: Александр Хемон обсуждает свой новый роман «Создание войн зомби»
Александр Хемон / Фото: Велибор Божович
Автор: Эми Данцер
Александр Хемон привносит забавное в свой новый роман, «Создание зомби-войн».
После того, как он представил нам «Вопрос Бруно», «Человек из никуда», «Проект Лазарь», «Любовь и препятствия» и «Книгу моих жизней», он теперь представляет нам комичную историю, в центре которой — выросший Хайленд Паркер, Джошуа Левин, инструктор ESL, который навязчиво придумывает идеи сценария, которые никогда не выглядят многообещающими, за исключением «Войны зомби.«Почти все в романе говорили, что его девушка слишком хороша для него; его отношения с семьей довольно средние, хотя и немного натянутые; и его владелец армейского ветеринара, Стэггер, совершенно не ценит границ. Все в мире Джошуа идет посредственно, пока он не играет в опасную игру соблазнения со своей боснийской ученицей Аной, которая замужем за боснийским ветеринаром войны. После этого происходят злоключения, как в фильме братьев Коэн. Несмотря на то, что темп его быстр, а неудачи нелепы, недостатка в остром подтексте нет.Недавно Хемон задал ему несколько вопросов о его новом романе в его общем писательском пространстве в северной части Чикаго.
Хотя вы часто вплетаете юмор в свою работу, вы склонны руководить с определенной серьезностью. Однако «The Making of Zombie Wars» кажется легкомысленным и намекает на более серьезные проблемы. Есть ли что-то особенное, что вызвало этот сдвиг?
Я просто хотел написать смешную книжку. Забавный принцип его организации. Я хотел сделать что-то по-другому.Я также принял это решение, потому что я написал сценарий фильма с другом, боснийским кинорежиссером Ясмилой Жбанич, [которой] немного достало ярлык, который она приобрела за свою карьеру. В силу того, что она была боснийкой или восточноевропейкой, она чувствовала, что навеки приговорена к царству трагического и труднопостижимого геноцида, изнасилований и т. Д. Поэтому мы хотели систематически вырваться из этого режима и написали «Остров любви» «[Фильм] как комедия, [где] в аристотелевском смысле, в конце концов, все вместе и счастливы.В этой части мира не так много произведений повествовательного искусства, которые заканчиваются таким образом.
И мне это понравилось. Кроме того, когда я оказался на просмотре «Острова любви» с 2000 незнакомцами, я испугался, что им это не покажется смешным. Этого ужаса я никогда раньше не испытывал, потому что комедия рискует, что если она не смешная, то она мертва; нет загробной жизни. Если сейчас не смешно, то никогда не будет. Спустя десять дней никто не смеется над шуткой. Эта непосредственность контакта, интенсивность, которая мне нравится, риск всего этого.
В «Войнах зомби» вы довольно часто упоминаете войну: конфликт США в Ираке и войну в Сараево. Новостные агентства регулярно рассказывают нам о таких конфликтах, как и радио, телевидение и киноиндустрия. Считаете ли вы себя обязанным как писатель критиковать эти истории, поддерживать их или представлять новые? Как вы относитесь к этим историям?
Я как писатель не чувствую никаких обязательств в этом отношении. Однако я был ужасно расстроен вторжением в Ирак и все еще переживаю, а также всем, что произошло после и во время вторжения.
И [расстроен] не только тем, что правительство, режим Буша и наши прекрасные войска сделали в Абу-Грейб, или тем, что они до сих пор делают в заливе Гуантанамо — все это постоянно и постоянно возмущает меня, но и массовое соучастие. В какой-то мере все мы в этом участвовали. Мне как писателю, а не как моралисту [интересно], как некровожадный, не буйный патриот [и] не хочет стрелять арабам в голову, как [кто-то вроде Джошуа] становится замешан во всем? В какое безумие нам нужно войти, чтобы оно было просто чем-то, что представляет собой едва слышимый шум на заднем плане — войной, вторжением, провалом проекта как сверхдержавы, определяющей исход истории человечества.Я ожидал, что вся американская история изменится после фиаско в Ираке. Но каким-то волшебным, фантастическим, повествовательным и интересным образом он изменил себя, несмотря на самоочевидную реальность, чтобы продолжить повествование об американском величии. Как ни крути, иракский проект потерпел фиаско. Никто не был привлечен к ответственности за катастрофу юридически, морально, этически, эстетически, и тем не менее, каким-то образом это все еще дает возможность для своего рода самовосхваления американцев.
Мне интересно, как работают нарративы — как повествование меняет себя, чтобы удовлетворить нас индивидуально. Джошуа постоянно придумывает нарративы, которые будут работать на него, повествования, в которые он будет играть, и он постоянно терпит неудачу, потому что он никогда не заканчивает ни одного сценария до фиаско в его реальной жизни, после чего он формирует повествование, в котором он проецирует сам в героя.
Главный герой, Джошуа Левин, кажется во многом воплощением того, что Фридрих Ницше называет «Последним человеком», кульминацией буржуазных устремлений.Была ли это цель или то, о чем вы думали?
Мне нравится Ницше. Когда появляется Ницше, я становлюсь умнее [смех]. Последний человек, мне нравится … [но] одна из вещей, которые я хотел, чтобы Джошуа сделал, — это перейти от некой спинозанской рациональности, конечно, в комической манере, к своего рода отчаянному ошеломлению, когда он обращается к Богу с просьбой о помощи. Джошуа — потворствуя своим желаниям — использует как Спинозу, так и Бога Библии для служения своим целям.
Мне всегда было забавно, что есть люди, которые молятся Господу, чтобы он помог им сбалансировать свои чековые книжки.Как будто Господь, создавший бесконечное количество вселенных, может уделить минуту или две, чтобы помочь им провести простую математическую операцию. И это представление о вселенной, в том числе о Боге, который каким-то образом сосредоточен вокруг наших потребностей, является особенно буржуазным, и я должен сказать особенно американским. Поэтому я хотел втянуть в это Джошуа.
Что касается Ницше, я читал Ницше и знаю, откуда он пришел и что он думает, но я действительно не участвовал в написании этой книги с Ницше.Возможно, это одна из тех вещей, которые просто задерживались в моей голове, а затем появлялись и всплывали на поверхность. Но я не использовал его систематически, как использовал Спинозу, где я искал цитаты, перечитывал «Этику» и находил те, которые мог бы использовать Джошуа, а затем корректировал их. Итак, Спиноза был нанят, а Ницше появился.
Некоторые намеки на пустоты — пустота, отсутствие чувств, «без сожаления, без потерь» — и персонажи «Войн зомби», кажется, пытаются заполнить эти пустоты, оцепенеть или отвлечься выпивкой, наркотики, секс, насилие и т.
д.Пустота также, кажется, играет роль в повествовании о зомби. Мне интересно, что движет за пустотой, и как она согласуется с мотивом зомби, если да?
Абсолютная пустота — смерть — постоянно маячит где-то на горизонте в различных формах и способами, от отца Джошуа до нежити, которая мертва, но все еще имеет свободу воли. Способ заполнить пустоту — это рассказывание историй. Джошуа постоянно создает незаконченные рассказы, но это также и есть человеческое повествование в целом. Это шаблон «Тысяча и одна ночь».Рассказывая историю, вы продлеваете жизнь и откладываете смерть. Пока мы рассказываем истории о своей жизни, мы живы. И пока мы можем рассказывать истории о жизнях других людей, которые умерли, они не исчезли. Пустота не поглотила их полностью. Так что в некотором роде мы всегда рассказываем истории против пустоты или, по крайней мере, для того, чтобы ослабить страх пустоты. Но я не думаю, что Джошуа хоть сколько-нибудь осознавал это.
Когда агент по сценарию Ботокса Билли Куперман говорит Джошуа: «Сейчас в Чикаго снимают уйму телевидения, потому что мы гораздо более реальны, чем Л.
А. », это напомнило мне цитату Нельсона Олгрена, в которой Чикаго был объявлен« прекрасным, таким реальным ». Какую роль в этой книге играет Чикаго, почему Чикаго и в чем приманка того, что реально? Кажется, что персонажи книги оба хотят уйти от реальности, но в то же время участвовать в чем-то реальном или, по крайней мере, наблюдать что-то реальное.
Ну, Билли не знаток настоящего. Для таких людей реальность относительна. Новая вещь более реальна, чем предыдущая. Итак, реальность Чикаго в этом мире такова, что это не Л.О … Мне кажется оскорбительным, но также забавным, что люди [из Нью-Йорка] на самом деле говорят такие вещи, как «люди такие настоящие» [в Чикаго], потому что это подразумевает, что мы непреднамеренно реальны, то есть мы не не обладают достаточной изощренностью, чтобы проецировать и представлять себя в социальном контексте, который требует сложного культурного кода. Мы отрыгиваем и пукнем. В Лос-Анджелесе так не поступят. или в Нью-Йорке. Это так снисходительно.
Это фантастически снисходительно. Но для Билли это всего лишь аргумент в пользу продажи.
Я думаю, что в Чикаго что-то есть.Я не назову это реальным. Настоящее — это компромиссное слово в этой стране, в эту эпоху. Набоков давно сказал, что реальность — это слово, которое следует использовать только в кавычках, и это было задолго до появления реалити-шоу. Я бы сказал, однако, что меньше гламура, чтобы скрыть линии и дыры конфликтов и разногласий, чем в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, которые стремятся создать видимость предполагаемой гармонии. В Чикаго так много перестрелок, дети умирают каждый день, и здесь нет гламура, нет гребаной недели моды, которая могла бы это скрыть.На тротуарах нет звезд, нет премьер на красных дорожках, которые могли бы прикрыть складки расовой несправедливости в Чикаго. Вы никогда не сможете это скрыть. В Чикаго трудно скрыть конфликты. Некоторые из них покрыты, многие покрыты, [но] здесь, я думаю, это сложнее. Здесь интенсивнее, и в городе недостаточно развлечений, чтобы это скрыть.
Развлечения покрывают все трещины — развлечения также создают реальность в кавычках.
В конце книги есть отрывок о заключенных, которых защищают от того факта, что мир пришел к концу, и именно их незнание этого знания дает им «пространство для надежды.«Считаете ли вы, что мы сейчас переживаем своего рода апокалипсис? Или у вас есть надежда на человечество?
Я думаю, что «надежда» — это еще одно зараженное слово, такое как «реальность», «сообщество», «свобода» и все такое дерьмо. Это становится бессмысленным. Я не хочу, чтобы люди жили без «надежды»; Я просто хочу, чтобы это слово не использовалось так дешево. Я думаю, что вера в надежду возрастает с уровнем забвения, и поэтому я предпочитаю интеллектуальное или умственное или эмоциональное взаимодействие с миром — точно знать, что происходит, и смотреть, как мы можем найти способы сделать это лучше.Таким образом, мы можем надеяться, что изменение климата каким-то образом остановится само по себе, или надеяться, что его не существует, или что мы можем что-то с этим сделать.
Если кто-то начинает говорить со мной о «надежде», я выхожу из гребаной комнаты — или о «свободе», если на то пошло, или о чем-то подобном. Эти слова стали совершенно бессмысленными. Это кукурузный сироп американской идеологии. Это то, что мы делаем, а не то, на что надеемся. Я надеюсь. [Смех.]
13 мая Представление «Создание войн зомби» в Убежище, 1354 г. Западная Вабансия, Чикаго, (773) 227-4433, 18:00.
«Создание войн зомби»
Александр Хемон
Фаррар, Страус и Жиру, 320 страниц, 26 долларов США
«Начало войн зомби» Александра Хемона
Появляется эта статья в майском номере журнала VICE.
Отрывок из книги «Создание зомби-войн: роман » Александра Хемона. Авторские права 2015 г. Автор: Александр Хемон. Выдержка с разрешения Фаррара, Штрауса и Жиру.
Идея сценария № 2: Пожилой наемный убийца с сердечным заболеванием вынужден уйти на пенсию после того, как он потерпел неудачу при нанесении последнего удара.
Это его единственный промах, поэтому, когда у него есть шанс переделать его и восстановить свой идеальный рекорд, он не может сказать «нет», даже если он рискует получить сердечный приступ. Но затем он влюбляется в дочь-подростка жертвы. Название: Последнее сердце
Идея сценария № 7: Слепой и слепая женщина, привлеченные друг к другу запахом. На первое свидание они оказываются на месте убийства и улавливают особый запах убийцы.Им никто не верит, и теперь их преследует ароматный убийца. Название: Куда мы идем из ниоткуда
Идея сценария # 12: Ди-джей Спиноза — это неудачник, которого никто не понимает: ни его одноклассники, ни его друзья, ни его учителя. Его единственная мечта — выступить диджеем на выпускном вечере и унести всех этих засранцев. После того, как его радикальный ди-джей закончился провальной вечеринкой у девушки (Rise), с которой он намеревался познакомиться, он в конечном итоге подвергается критике. Что нужно сделать, чтобы заставить всех танцевать, а Райз влюбиться в него? Название: Spinning Out of Control
Итак, что я мог сделать с мальчиком? — спросил себя Джошуа.
Все человеческие чувства порождаются удовольствием, болью и желанием, но, что наиболее важно, Spin мог бы сказать Rise, из ритма. А что, если он ничего не сказал? Что, если он был сильным и молчаливым типом? Почему это, а не то? Письмо — ничто, если не несет на себе безнадежного, непосильного бремени решений, лишенных последствий.
Послеобеденное время в кофейне перешло в вечер, когда кофеина Джошуа достигла высот руандийских плантаций, откуда возник его напиток. Поэтому он горел желанием искать в Интернете Руанду, узнавать некоторые интересные факты о других культурах и позволять своим нынешним творческим дилеммам разрешиться сами собой.Когда-то, до всемирной паутины искушений, существовало то, что называлось вдохновением. Тогда дух постоянно вытеснялся пустяками и тщеславными поисками. К счастью, в кофейне не было доступа в Интернет.
Таким образом, Джошуа открыл файл с другим постоянно развивающимся сценарием (название: The Snakeman Blues, ), в котором фанат комиксов и супергерой на пенсии (Snakeman), безуспешно работавший учителем английского языка в государственной школе, объединяйтесь, чтобы сразиться со злым мэром Чикаго.
Джошуа не мог решить, умрет ли Человек-Змея в конце или выживет, чтобы вернуться к обучению — поистине героическому занятию в городе Чикаго, — и если да, то сделает ли он это в своей человеческой или змеиной форме. Счастливый конец был банальным, а смерть угнетала, и Джошуа не мог придумать ничего промежуточного. Кроме того, как именно рептилия будет бороться с КПД и коварным мэром?
Слишком гипогликемический, чтобы набрать слово, которое затем, возможно, приведет к следующему слову, он мог воспринимать только пустое пространство под тем, что он написал последним.(Snakeman: Не надо! Давайте сначала позаботимся о боссе.) Барух Прядильщик был прав: бесконечность истощает всю реальность. Но конечность тоже почти все делает. Джошуа смотрел на пешеходный переход за пределами кофейни, где ничего не происходило, пока он не обнаружил некоторое утешение в придумывании остроумных шуток для воображаемой публики на каком-то будущем званом ужине: Чем shoppe отличается от магазина? Пила ли Жена Бани чай латте с соевым молоком? Бариста, говорящие на среднем английском языке, часто поражаются Черной смертью и т.
Д.?
Он собирался открыть новый файл, чтобы зарегистрировать все трещины в цехах, когда группа курсантов ROTC появилась на горизонте Олив-стрит в роковой замедленной съемке, напомнив ему тот длинный снимок в Лоуренс Аравийский , где на плоском изображении -линии пустыни пятнышко превращается в всадника. Курсанты переходили улицу, фальшиво ударяя друг друга кулаками, хлопая себя по бритым шеям, не беспокоясь за свою жизнь, кроме страха быть исключенным из стаи. А потом он увидел их в пустыне, густо покрытых пылью, с невыносимой жаждой на пути к битве, где они созреют и / или героически погибнут, а гнусные туземцы предлагают им зараженную, тёплую от мочи воду в битых жестяных чашках.Курсанты никак не могли представить себе свое песчаное будущее; они не могли даже заранее пожалеть себя. Фактически, они мало что могли видеть, кроме неизбежной трапезы, разве что разыграть свою детскую стойкость, развлечься рукопашным боем в обеденный перерыв. «Тот, кто обладает умом, способным на очень многое, имеет тело, большая часть которого вечна», — писал Варух.
И из грустной безмозглости ROTC вспомнилась сцена из Рассвет мертвых , в которой зомби шатались кругами вокруг опустевшего торгового центра, неспособные забыть свою жизнь до своей смерти, их зараженный мозг все еще сохранял остатки их счастливых рождественских воспоминаний. .Пухлый кадет почувствовал интенсивность вдохновенного взгляда Джошуа и, когда остальная часть корпуса двинулась к соседнему магазину сэндвичей, остановилась, чтобы ухмыльнуться ему с другой стороны окна. Его лицо было широким, его щеки вспыхнули, его передние зубы были неравномерными, как линия горизонта, его глаза светились высокомерной невинностью юности. В блаженном мгновении Джошуа увидел аккуратно изложенный перед ним повествовательный пейзаж: все безграничные возможности, все виды сверху и широкие кадры, все изящные траектории персонажей, сияющие на впечатляющем объекте, все пространство, способствующее любовному интересу — все Джошуа нужно было пройти через эту симметрию Эдема и записать ее.На этот раз он был уверен, что его видение не разложится в памяти компьютера вместе со скелетами других его идей: он тут же открыл новый файл Final Draft и создал титульный лист, чтобы посмотреть на него:
Zombie Wars
Джошуа Левин
Чикаго, 31 марта 2003 г.
После чего он уставился на него.
Увы, если только вы не являетесь самим Господом, творение не может быть желанным: Иисусу Навину нужно было что-нибудь съесть, прежде чем приступить к этому, и поэтому он стоял в очереди за перетатуированным придурком, который не мог выбрать между банановым и тыквенным хлебом, в то время как бариста в шляпе Че Гевары (хотя, по-видимому, свободно говорящей на среднем английском) смотрел равнодушно.Тупиковая ситуация позволила Джошуа представить, как зомби кусает татуировку на шее укола, кровь брызгает на готовые латте, окрашивая их в розовый цвет, зомби не обращает внимания на истерически шипящую эспрессо-машину. Революционный чосеровский бариста, творчески стремящийся к идеальной пене, потратил целую вечность, чтобы приготовить молоко для капучино Джошуа, дав достаточно времени, чтобы зомби-апокалипсис плавно исчерпал свою катастрофическую реальность и погрузился в разум Джошуа. Вернувшись за свой шаткий стол, он сидел, жевая морковный хлеб, пока не достиг достойного дзен уровня пустоты от кофеина.
Он закрыл файл, затем программу и, наконец, свой компьютер, чтобы положить его в сумку и уснуть.
Значительная часть жизни Джошуа и раньше была потрачена впустую, не оставив никаких следов травм или сожалений. Но насущной проблемой в этот понедельник было то, что ему нужно было открыть несколько страниц своего семинара «Сценарий II» (pe?), Который должен был проводиться той ночью в доме Грэма в первый раз. По словам Грэма, хулиганы Биркенстока из Film Collective тоже были кровососами, бесстыдно урезав плату за занятие, не потрудившись предоставить достаточно туалетной бумаги.Он платил за это из своего кармана, пока не пришел к выводу, что его верные покупатели могут с таким же успехом вытирать задницы в его скромном жилище, в то время как он может оставить все деньги себе.
Безстраничный Джошуа, наделенный лишь самыми смутными воспоминаниями о зомби, таким образом, укрылся в фиолетовом мешочке с фасолью на полу гостиной Грэхема. На кофейном столике стояли крендели и просторная пластиковая бутылка размороженной диетической колы.
Сжимая яички скрученным нижним бельем, Джошуа избегал зрительного контакта с возбужденным Диллоном, обрисовывая некоторое представление о себе, лежащем по бедра в выцветшем утонувшем футоне.Бега тоже была там, сгорбившись за столом в футболке Motörhead, созерцая великолепно освещенный Ригли Филд в окне Грэхема. Бейсболистки испустили хоум-рёв, и Бега задумчиво хмыкнул, его густые, неоправданно причесанные седые волосы явно рифмовались с сероватым кустом на его лице. Грэм прервал бессвязную болтовню Диллона, чтобы выразить мысль, поделившись относящимся к делу отрывком из сценария, который он только что закончил.
«Блаженны любители!» Грэм заговорил раздутым голосом одного из своих картонных персонажей.«Испытатели, неудачники, дерьмовые пловцы! Давайте хвалим тех, кто мечтает о большом и ничего не добивается, тех, кто не боится невозможного, попадает в ловушку возможностей! Они — навозные жуки американской мечты, невоспетые маленькие удобрения американской земли. »
Грэм задумчиво потер большим пальцем подбородок с расщелиной, глядя на свою аудиторию, ожидая их реакции: Диллон навис над раскрытой записной книжкой у себя на коленях и что-то яростно записывал; Бега кивнул, разжевывая ручку Bic на куски; Джошуа был привязан к Грэму, но только потому, что его яйца опухли от болезненного сжатия.
Чтобы решить эту проблему, нужно было встать и засунуть руку в штаны, чтобы освободить яички из-под нижнего белья. Он не был готов к такому обязательству, поэтому терпел. Ум не может вообразить ничего, кроме того, пока тело терпит.
«Просто чтобы вам не интересно, что происходит, — продолжил Грэм, — мой мальчик добивается успеха. Он достигнет дна в конце второго акта, но затем возвращается в третьем акте, выиграв Золотой глобус. . »
Джошуа попытался достать свой рюкзак, но боль в паху заставила его задохнуться и откинуться назад.Гостиная Грэхема была завалена книгами в мягких обложках — на полках, на полу, на подоконниках — все они были пыльными и погруженными в магию кино и науку сценария. На единственной стене без книг был изображен гигантский плакат Крестный отец: Часть II , Аль Пачино навис над ними, как Иисус на алтаре.
«Все это основано на реальных событиях, джентльмены. Голливудские звезды выстроились в очередь до холмов, чтобы выпить со мной диетическую газировку, но я не позволил им трахнуть меня! Нет, сэр!» Грэхем прижал средний палец к былой линии выдающихся результатов.
«Не стесняйтесь ебать себя, сборище Вайнштейнов!»
Грэхем раскачивался взад и вперед, как хасиды, когда он разглагольствовал, его лысая макушка местами краснела, как лавовая лампа. Беге, казалось, понравилась эта напыщенная речь, когда он отказался от жевания Bic ради от души посмеяться. Тем временем Джошуа выкатился из мешка с фасолью и встал, морщась от боли, перекрывшей антисемитские инсинуации Грэма.
«Дело в том, — продолжил Грэм, — что вы готовы учиться, и это, несомненно, чертовски здорово. Итак, Диллон, если быть абсолютно и продуктивно честным, это далеко не самая умная идея, которую я когда-либо слышал.Но мы будем работать над этим весь день, и мы сделаем это хорошо ».
Диллон что-то записал, затем перевернул страницу, чтобы написать еще. Джошуа наконец спустил штаны, чтобы освободить яйца, в
«Что, черт возьми, ты делаешь?» — спросил Грэм. Диллон. «Ты слышишь это, Диллон?» Нечаянное самоклинивание! Запишите это! Это то, что вы хотите, чтобы ваши персонажи говорили, а не какую-то бессмысленную чушь о корпоративной жадности.»
Удовольствие от разжимания яиц усилилось похвалой Грэма, поэтому Джошуа счел себя вправе заставить Диллона подскочить и присесть на футон. Он осмотрел ночь на улице: искры игры в мяч по всему Ригливиллю; освещенный L поезд, идущий вдоль изгиба Шеридана; небоскребы Лейк-Шор на горизонте; бесконечная тьма за ними. Бега тряхнул волосами над столом, как будто пытаясь вытащить что-то из этого. Могли ли это быть вши?
Джошуа был в сценарии Я с Бегой; они никогда особо не разговаривали, кроме обмена замечаниями о своих зарождающихся сценариях.Бега всегда демонстрировала подлое превосходство, высмеивая бессмысленные сюжеты на страницах других покупателей. Его заговоры не были бы намного лучше, но он защитил бы себя, отказавшись от их решений, утверждая, что хотел бы вовлечь их всех.
«Существует ли такая вещь, как умышленное самообман?» — спросил Диллон.
«Есть все виды клиньев. Пусть расцветают тысячи цветов», — сказал Грэм. «Что произойдет дальше?»
Диллон заглянул в свой блокнот. Джошуа заметил, что на его страницах не было никаких надписей, а только нарисованные арабески.
«Они как в пустыне, — сказал Диллон, — и там все такое. Ему нравится останавливаться у будки страха, и эти парни спрашивают его, чего он боится, и он говорит, что это как акулы и волны». , и эти похожие парни выходят одетыми, как его худшие опасения, и любят следовать за ним повсюду. А затем он берет грибы с готической девушкой, и они отправляются в самое фантастическое путешествие в своей жизни, а затем он решает не продолжать Лос-Анджелес для работы и жить с девушкой-готом в пустынном сообществе.«
Грэм пристально наблюдал за ним, осмысляя кабину страха и парней, одетых как акулы и волны.« Это будет стоить больших денег », — сказал он.
Очевидно, деньги никогда не приходили в голову Диллону — он писал деньги в между арабесками оставалось пустое место, затем его дважды подчеркнули.
«Факт: вам не нужны деньги, чтобы написать сценарий, но вам понадобится куча, чтобы снять фильм. Факт: вам придется выпрашивать деньги, это часть работы. Грэм снова начал раскачиваться.Затем они бросят вам жалкую монету, которую ежемесячно тратят на депиляцию груди, и ожидают, что вы с этим поработаете. Вы должны знать, что вы для них ничего не значите! Ты ноль! Абсолютное чертовски ничего! Ноль! »
Бега снова засмеялась — ненависть Грэма к Вайнштейнам, казалось, его безмерно забавляла. Грудь Джошуа сжалась от вздоха вины — он должен был противостоять пренебрежению, но не мог. Диллон моргнул, должно быть, от паники. пятна, плавающие по просторам черепа Грэхема.Затем он вернулся к безопасному рисованию: теперь он с феноменальной скоростью превращал спирали в торнадо, которые в верхней половине страницы библейски связаны с темнотой. На противоположной странице, свободной от торнадо, была сцена, в которой изображены люди-палки с речевыми пузырями над головами, один из которых схватил овальную доску для серфинга рукой с палкой. « Zombie Wars », — подумал Джошуа. Куда мы идем из ниоткуда?
«Хорошая новость заключается в том, что если ты сможешь заставить здоровенного мужчину-звезду стать серфингистом, ты сможешь найти немного бабла», — сказал Грэм, успокаиваясь.»Может быть, как его зовут, Хартнетт?»
«Я думаю, тебе стоит сделать этого чувака более реальным, — сказала Бега. Было удивительно слышать, как он говорит — всю ночь он смеялся на задворках. «Он должен быть нормальным, немного философом, может быть, неудачником. Как здесь Джош».
В «Сценарии I» Бега остроумно и заслуженно, как подумал Джошуа, выбрала перуанца, на набросках которого боги инков сражались с морскими чудовищами. На этот раз Джошуа сказал: «Я? Как я к этому пришел?»
Издалека они все осмотрели Джошуа, выжившего после непреднамеренного самобичевания: тело легкого борца, бросившего борьбу после средней школы; поникшие глаза, которые при более ярком свете могли казаться задумчиво печальными; легкий неправильный прикус, из-за которого он часто выглядел излишне озадаченным.
«Честно говоря, найти красоту в Джошуа — непростая задача, — сказал Грэм. «Я просто шучу.»
Диллон засмеялся, почувствовав облегчение оттого, что Грэм упал со спины, и принялся рисовать дома с дымящимися трубами. Крематории? Был ли это подсознательный — или, черт возьми, предельный — способ для Диллона присоединиться к латентному антисемитизму Грэма? Еще до представления крематориев Джошуа твердо верил, что пухлость Диллона была рождена его преданностью малоизвестным группам 90-х, которым требовалась униформа: рубашка Аннель, очки Костелло, дорогая шляпа дальнобойщика.А кто приезжает из Лос-Анджелеса на мастер-классы по сценарию в Чикаго? Вероятно, он приехал сюда в , как и вживую на бесплатно со своей бабушкой, миссис Альцгеймер, урожденной Лоадед.
«Теперь, когда он поднял твою задницу, Джош, — говорит Грэм, — что ты получил? Свежая, потрясающая работа? Поездка на американских горках насилия и секса?»
Бега наклонился вперед, чтобы услышать Джошуа, седые брови его теперь мерцали под настольным светом.
«Я не думаю, что у меня есть страницы. Но я думаю, что у меня есть новая идея», — сказал Джошуа.«Рабочее название — Zombie Wars ».
«Что случилось с DJ Спинозой?» — спросил Грэм.
«Мне нужно кое-что выяснить. Я пока не слышу музыку».
«А как насчет твоего учителя-супергероя?»
«Он может дождаться своей очереди», — сказал Джошуа. «В мире полно супергероев».
«Конечно, — сказал Грэм, — потому что зомби вот-вот закончатся».
Диллон хмыкнул. Джошуа представил, как ударит его тыльной стороной ладони. Этот мальчик мог быть вкусной закуской для зомби.Бега кивнула, как будто одобряя видение Джошуа.
«Хорошо, — сказал Грэм с преувеличенным терпением, — давай притворимся, что ты не меняешь своего мнения каждую неделю. Давай притворимся, что нам все равно. Хорошо. Важно то, насколько ты хорош в комнате. Итак: представьте мне эту чертову штуку! Я ваш толстый Вайнштейн. Заставьте меня полюбить вас и вашу историю! Продайте мне Zombie Wars ! У меня есть то, что вам нужно! У меня нет мозгов, но у меня куча денег ! »
Джошуа вдохнул. Он представил толстого Вайнштейна за устрашающим столом, сердито смотрящего на него; он также подумал о том, чтобы встать и уйти, чтобы никогда не увидеть Грэма и не терпеть его коленный фанатизм, никогда не писать ни одной строчки диалога.Существовали веские основания для карьеры сценариста, полностью организованной вокруг избегания Вайнштейнов, а также для жизни, устроенной вокруг отсутствия надежды и амбиций. Но Бега смотрела на Джошуа, словно горела желанием услышать, что он хотел сказать, и Джошуа выдохнул. Все, что угодно, может быть случайной причиной надежды или страха.
«Хорошо. Хорошо: у американского правительства есть секретная программа по превращению иммигрантов в рабов», — импровизировал он. «Правительство создает вирус, чтобы превратить их в зомби, которые работают на заводах, прикованных к производственной линии.
Теперь все они наблюдали за ним с явным интересом. Диллон перестал рисовать; пятна на лбу Грэма слились в сплошное красное поле; Бега снова кивнула Джошуа, одобряя иммигрантский аспект. их внимания, но он вскочил, и теперь у него не было другого выбора, кроме как упасть.
«Все идет не так, — сказал Джошуа. — Все идет ужасно неправильно».
«Да, — сказал Грэм.
» И вирус распространяется? »- спросила Бега.»Не только иммигранты заражены?»
«Ага», — сказал Джошуа. «Вирус определенно распространяется. Любой может заразиться».
«Кто останется в живых?» — спросил Грэм. «Любые дамы?»
«Не уверен», — сказал Джошуа. «Возможно. Некоторые из них появятся, когда я над этим буду работать».
«Вирус распространяется, что дальше?» — спросил Диллон. Он перестал рисовать.
«Хорошо», — медленно сказал Джошуа, дожидаясь своего часа. «Что ж, правительство посылает военных. Чтобы их всех стереть с лица земли. Армейские парни просто стреляют им в головы, взрывают их и веселятся.Если бы зомби действительно истекали кровью, это было бы кровопролитием. Но иммигрантов-нежити так много, что солдаты тоже превращаются в зомби, и они начинают убивать всех, а не только иностранцев. Все становится сумасшедшим, убийцы и зомби повсюду, хаос, некому доверять, некуда идти. Это кошмар ».
Все вышло наружу, без усилий и размышлений. Это было похоже на ложь, только лучше, потому что его нельзя было поймать, и его нельзя было поймать, потому что не было ничего, что могло бы проверить это. Погруженные в поток чуши, у них не было ни причины, ни времени не верить ему.
«Но есть армейский врач, майор Клопсток, который считает, что может победить вирус. Майор Клопсток работает над вакциной…»
«Погодите, — сказал Грэм. «Что это за имя? Майор Клопсток? Ты шутишь? С таким же успехом можно называть его майором Крэпшитом».
«Мне действительно нравится Клопсток», — сказал Джошуа. «Клопшток мог бы быть главным героем, почему бы и нет?»
«Вы действительно думаете, что Брюс Уиллис согласится называться Клопстоком? Вы никогда не сможете заплатить ему достаточно за это.Подумайте о другом ».
Это был шанс для Джошуа противостоять Грэму и защитить предполагаемое еврейство майора Клопстока. С другой стороны, персонаж еще не был совсем живым, и Джошуа не был женат на этом имени; и, строго говоря, Грэм на самом деле не упомянул о своем еврействе. Это не было ни время, ни место.
«Хорошо: Major Something Else делает себе вакцину, — продолжил Джошуа. — Сначала мы не знаем, выживет ли он. , или сам стать чем-то вроде зомби.«
« И что потом? »- сказал Диллон. —
« А потом начинается борьба, — сказал Джошуа. — Это то, о чем идет речь. Борьба майора. «
» Борьба хорошая. Если не считать проблемы с именем, это только начало, — сказал Грэм. — Возможно, армия также сможет сразиться с некоторыми, например, террористическими зомби, взрывая себя как сумасшедшие. Сейчас хорошее время подумать обо всем этом, учитывая, что мы вот-вот вырвем новую дыру в заднице Ирака ».
« На самом деле я об этом не подумал », — сказал Джошуа.
«Это может быть весело, поверьте мне. Мы выпускаем армию зомби на верблюдов, а потом все срывается с рук, и наши мальчики-нежить возвращаются, чтобы питаться нашей плотью. Я думаю, это чертовски хорошо. Думаешь, это хорошо? Дай мне похлопать себя по спине! »
Грэм похлопал себя по спине.
«Не знаю», — сказал Джошуа. «Я не хочу, чтобы это было слишком политическим».
«Почему бы и нет?» Предложила Бега. «Посмотрите на ситуацию сейчас. Мусульманские враги повсюду, каждый фильм, все по телевидению, все рады вторжению.Все политическое. Все являются политиками ».
« Эй, они разрушили наши башни, — сказал Грэм. — Месть — блюдо, которое лучше всего подавать ковровыми бомбардировками ».
« Саддам не имел ничего общего с башнями », — сказала Бега. . «
« Люди говорят, что мы сделали это сами, — сказал Диллон, — чтобы мы могли напасть на Ирак и забрать его, как нефть ».
На лбу Грэма появилось красное пятно, но затем он предпочел промолчать пятно рассыпалось.
«Я хотел бы зарабатывать на жизнь чушью, друзья мои, — вместо этого сказал он, — но прямо сейчас вы платите мне кучу денег, чтобы я помогал вам с написанием сценария».У тебя есть десять минут, Вега, если ты хочешь поговорить о своих вещах.
«Я просто говорю», — сказал Диллон.
«Бега, — сказала Бега. — Я Бега. Как я был раньше. «» Как бы то ни было. Vega. Бега. Вы можете называть себя Klopstock, мне все равно. «Пусть расцветает тысяча цветов», — сказал Грэм. Страницы? «
» Страниц нет. Страницы, которые у меня есть, когда я все знаю ».
Бега энергично потер лицо обеими руками, а затем почесал ему череп, растрепав волосы, возможно, выпустив несколько вшей.Он ухмыльнулся, как будто испытывая спазм. Что-то всегда происходило на его лице, когда-либо видимый поток сложных психических состояний.
«По сути, это история любви», — сказала Бега. «Мужчина из Сараево. Он был счастлив там. Он был молод, у него была рок-группа, были женщины. Пришла война. Сейчас он беженец. Он уезжает в Германию. Они там нацисты. Он работает охранником на дискотеке, играет свою гитара только для души. Он пьет, вспоминает Сараево, пишет блюзовые песни. Приходит 1997 год, нацисты его выгоняют. Он возвращается в Сараево, но все по-прежнему.Разбитое сердце. «
» Да, да … Мы слышали это в последний раз. Есть что-то еще? »
« Могу я курить? »- спросила Бега.
« Можно ли курить ? Ты можешь курить? Черт, нет! »- сказал Грэм.« При всем уважении ».
« Хорошо, — сказал Бега, облизывая губы. — У человека больше нет друзей в Сараево. Половина его группы мертва, другая половина повсюду. У женщин есть мужья. Все постоянно говорят о войне. Он говорит: «К черту! и едет в Америку — страну Дилана, Нирваны и лучшего баскетбола.Но он потерял душу. А американские женщины все феминистки — «
» — это не правда, — сказал Грэм.
»- и он работает в магазине, торгующем гитарами. Однажды вошли мать и дочь. Мама красивая, но дочь фантастическая. Он играет для них красивую песню из Сараево. Дочь влюбляется в него. Это как в любовных романах, но мама звонит в полицию. Она говорит, что он сталкер, потому что она ревнует.
«Сколько лет дочери?» — спросил Диллон.
Бега его не расслышала.В какой-то момент его взгляд переместился на плакат Крестный отец: Часть II , и он заговорил так, словно рассказывал свою историю самому Святому Пачино.
«Но потом мать умирает от таблеток от депрессии. Дочь думает, что он убил ее. Полиция думает, что это тоже он. Газеты думают, что это он. Он должен доказать, что это не он. Он просто иммигрант, но его фотография повсюду. Вся Америка ненавидит его. Большая проблема «.
«Есть убийца?» — спросил Джошуа, отвечая на любезность.
«Может быть, муж», — сказала Бега.»Возможно, нет.»
«Очень хорошо», — сказал Грэм. «Детектив-иммигрант, это довольно круто. Как будто вы незаконный, но вам нужно обходить стороной, чтобы разгадывать вещи. Впрочем, я был бы осторожен с детективными клише. А также с грамматикой».
«Может, дочь поможет очистить его имя», — сказал Джошуа. «Я немного обеспокоен финалом».
«У американских фильмов всегда счастливый конец», — сказала Бега. «Жизнь — трагедия: ты рождаешься, живешь, умираешь».
«Это может быть как европейский арт-хаус-фильм.Что было бы хорошо, потому что вы могли бы показать сиськи, — сказал Грэм, делая паузу, чтобы представить себе сиськи. — В любом случае, нам пора. В следующий раз я бы хотел посмотреть несколько страниц. Все меняется, когда у вас есть страницы. Все становится реальным. «
« Реальное — это хорошо », — сказал Диллон.
островов | Encyclopedia.com
Александар Хемон
1998
Биография автора
Краткое содержание сюжета
Персонажи
Темы
Стиль
Исторический контекст
Критический обзор
Критика
Источники
Дополнительная литература
Когда Александр Хемон приехал в Чикаго из своей родной Боснии в 1992 году по краткосрочной культурной визе, он не ожидал, что станет известным и успешным писателем на английском языке в течение шести лет.Однако именно это он и сделал, иммигрировав в Соединенные Штаты в качестве беженца, когда разразилась война в Боснии и Герцеговине (одном из бывших югославских государств), и овладел английским языком. Хемон начал писать полуавтобиографические рассказы, отличающиеся откровенным и непосредственным голосом, часто затрагивая политические темы, включая войну в бывшей Югославии и историю Югославии. Сложные и яркие, его рассказы почти сразу принесли ему признание как важного и одаренного писателя.
Одна из этих историй, названная «Острова», пропитана богатой историей Югославии 1970-х годов, когда умер диктатор маршал Тито и регион погрузился в нестабильность и гражданскую войну. В нем мальчик из Сараево, Босния, отправляется на хорватский остров со своими родителями, чтобы провести отпуск в доме своего дяди Юлиуса. Глубоко затронутый рассказами своего дяди о советских трудовых лагерях Иосифа Сталина в 1940-х годах, молодой рассказчик начинает стесняться своего места в политике и обществе.«Острова» состоят из тридцати трех коротких сцен, в которых комментируются самые разные темы — от воспоминаний и детских травм до самосознания и концепции власти. Первоначально опубликованный весной 1998 года в выпуске Ploughshares , рассказ был переиздан как вступительная часть дебютного сборника рассказов Хемона, The Question of Bruno (2000).
Александр Хемон — боснийец, родившийся в Сараево, столице нынешней Боснии и Герцеговины, в 1964 году.В детстве он интересовался футболом и шпионажем, а позже работал журналистом. В 1990 году он получил степень бакалавра в Университете Сараево, а в 1992 году приехал в Чикаго в рамках спонсируемой правительством программы обмена журналистами. У него было только базовое знание английского языка и он намеревался остаться ненадолго, но когда в его стране разразилась война, он подал заявление о разрешении остаться в Соединенных Штатах в качестве беженца. Его заявка была успешной, и Хемон работал на нескольких подработках, улучшая свой английский, в том числе работал кухонным работником, посыльным на велосипеде и сборщиком средств для Гринпис.
Хемон начал писать на английском языке в течение трех лет после своего прибытия в Соединенные Штаты, и он получил степень магистра в Северо-Западном университете в 1995 году. «Острова» были первоначально опубликованы в выпуске Plowshares весной 1998 года, и он был включен в сборнике рассказов Хемона, Вопрос Бруно (2000). Его рассказы также публиковались в журналах, в том числе в журналах New Yorker, Esquire и Triquarterly , а «Острова» были включены в лучших американских рассказов 1999 года .В 2002 году Хемон опубликовал свой первый роман Nowhere Man , в котором рассказывается о Йозефе Пронеке, главном герое рассказа The Question of Bruno , в юности и его переезде в Чикаго, когда в Боснии разразилась война. Получивший одобрение критиков, роман сравнивают с работами Владимира Набокова, известного русского эмигранта в США, и хвалят за творческий подход к политическим и психологическим темам. Хемон получил множество наград за свои труды, а в 2004 году он был удостоен стипендии Макартура.
Сцены 1-5
«Острова» начинаются с того, что молодой безымянный рассказчик едет со своей семьей из Сараево к побережью, где они садятся на корабль на остров Млет, который является частью соседнего государства Хорватия. На корабле рассказчик теряет шляпу на ветру и, понимая, что больше никогда ее не увидит, рыдает, чтобы уснуть. На Млете семью встречает дядя Юлий, у которого отсутствие зубов беспокоит рассказчик. Пока они возвращаются к дому, дядя Джулиус объясняет, что Млет был захвачен змеями, пока кто-то не привел на остров группу молодых мангустов.Теперь мангусты убили всех змей и сами наводнили остров.
Сцены 6-12
В доме тетя Людмила слюняво целует рассказчика. Он поднимается по лестнице в комнату с изображением югославского диктатора Иосипа Тито и изображением острова. Позже той же ночью рассказчик просыпается и находит взрослых разговаривающими и пьющими вино на улице. Он слышит, как дядя Юлий говорит, что его дед был пчеловодом, и рассказчик говорит им, что хочет пить.Тетя Людмила предлагает ему чашку воды, но он отказывается, потому что видит слизь в резервуаре для воды.
Сцены 13-17
Дядя Юлий рассказывает историю о времени, которое он провел в трудовом лагере Архангельск на севере России, куда Сталин начал отправлять маленьких детей в наказание за пропуск школы. Они подвергались жестокому обращению и часто умирали, но дядя Юлий встретил человека по имени Ваника, которому удалось выжить. Когда Дядя Юлий был отправлен в Сибирь могильщиком, он снова увидел Ванику, умоляющего умереть, и дал ему кусок хлеба.Ваника рассказал ему, что произошло после того, как он напился и закричал: «Спасибо, Сталин, за мое счастливое детство!» Охранники надругались над ним и перевели в другой лагерь, но Ваника продолжал говорить, воровать у слабых и находить мужчин, которые защищали бы его в обмен на секс. Он тоже начал убивать и был отправлен на остров для самых страшных преступников, с которого он сбежал вместе с двумя другими преступниками. Ваника убил и съел двух других мужчин, но в конце концов охранники поймали его и поместили в одиночную камеру.Он пытался убить себя, но стража не давала ему умереть. Рассказчик спрашивает, что случилось с Ваникой, но дядя Юлий просто пренебрежительно отвечает, что его «убили».
Сцены 18-26
Каждое утро на Млете рассказчик просыпается, ест неаппетитный завтрак, идет по тропинке, боясь мангустов, и прибывает на галечный пляж. Его родители разрешают ему плавать, и он видит медуз и когда-то стаю чего-то похожего на «миниатюрную рыбу-меч».«Однажды, прогуливаясь по тропинке на закате, рассказчик и его родители видят, как мужчина позволяет своей немецкой овчарке убить мангуста. Иногда дядя Юлий ведет рассказчика на свою пасеку, где разводят пчел для получения меда. Рассказчик держит на палке пылающую тряпку, чтобы отразить пчел, но убегает от страха.
Сцены 27-33
Однажды дядя Юлий берет рассказчика и его родителей на остров посреди одного из них. озер Млета Рассказчик чуть не выпадает из лодки, но дядя Юлий ловит его.Дядя Юлий говорит, что раньше остров был убежищем для пиратов, которые брали заложников с целью выкупа, затем был немецкой тюрьмой, а теперь здесь находится отель, в котором редко бывают туристы. Они идут в ресторан, и дядя Юлий рассказывает историю своих студенческих лет в Москве, когда он увидел «самого старого человека в мире». Дядя Юлий объясняет, что этот человек заставил его понять, что в старости все становятся похожими на детей и что в жизни нет смысла, потому что «ничего не изменится». Рассказчик и его родители отправляются на корабле на материк, а рассказчик спит по пути в Сараево.Они обнаруживают, что их растения увядшие, а кошка умирает от голода, потому что их сосед, который должен был кормить их, умер от сердечного приступа, и кошка смотрит на рассказчика с «необратимой ненавистью».
Отец
Отец рассказчика не появляется в рассказе отдельно, а сгруппирован вместе со своей матерью. Они не пренебрежительные родители, что ясно из описания рассказчиком того, насколько конкретны они в своих правилах относительно того, когда и как долго он может плавать, но их сын, как правило, не замечает их.Он описывает их как «бодрых» или живых и оживленных, хотя трудно сказать, действительно ли они наслаждаются поездкой.
Немецкие туристы
Во время поездки в Млет рассказчик встречает нескольких немецких туристов старшего возраста, которые, как правило, не обращают внимания. Они иностранные туристы, которые видят в этом славянском островном регионе чужаков, по-видимому, совершенно не понимая. Они загорелые, делают множество снимков, и одного из них рвет за борт.
Дядя Джулиус
Уроженец Млета, глубоко влияющий на рассказчика, дядя Джулиус — таинственный и несколько тревожный старик. История его жизни никогда не разъясняется, но читатель может собрать воедино некоторые ключевые детали его лет в России на основе рассказов, которые он рассказывает. Он из Украины, которая входила в состав бывшего СССР, студенческие годы проводил в Москве, где изучал биологию. Неясно, как и почему он стал заключенным в сталинских трудовых лагерях, но к 1943 году он был в лагере в Архангельске, Россия, где он впервые встретил Ванику.После этого дядю Юлиуса перевели в разные лагеря (на сколько и сколько он не уверен), но в итоге он оказался могильщиком в Сибири. Как-то он добрался до Млета, где женат на тете Людмиле и разводит пчел по традициям своей украинской семьи.
С его мягкими губами, «похожими на слизни», его запахом «гниения и разложения», его выпученными глазами, его «своеобразной спокойной улыбкой» и испачканными деснами без зубов, дядя Юлий выглядит довольно устрашающей фигурой для молодого человека. мальчик.Однако наиболее пугающими аспектами его характера являются его ужасающие истории, о которых, по его словам, рассказчик «должен знать». Кто-то, вероятно, тетя Людмила, зловеще говорит, что рассказчик «больше не сможет уснуть», если он услышит рассказы дяди Юлиуса, и последний рассказ, в котором дядя Юлий рассказывает рассказчику: «С таким же успехом ты мог бы перестать жить сейчас, мой сын «особенно беспокоит. Фактически, Хемон, кажется, подчеркивает, что главная тема «Островов» — это впечатление, что Дядя Юлий обращается к молодому рассказчику, подразумевая, что это повлияло на него на долгие годы после этого.
Тетя Людмила
Тетя Людмила — жена дяди Юлия. Рассказчик говорит, что ее лицо похоже на «буханку хлеба с небольшой круглой картошкой посередине», а ее икры, лодыжки и босые ступни в синяках, опухли и искривлены. Это должно быть потому, что на протяжении всей своей жизни она очень усердно работала, подразумевая, что она жесткая и флегматичная женщина. Неизвестно, как и когда она встретила дядю Юлиуса. Рассказчику, кажется, она не нравится из-за слюнявого поцелуя, который она дарит ему, а также из-за того, что она не замечает слизня в резервуаре с водой или не возражает против него.
Мать
Мать рассказчика присутствует в повествовании немного больше, чем его отец. Она — тот, кто имеет тенденцию говорить с рассказчиком и заботиться о нем, и он предполагает, что он близок к ней в начале истории, когда он прячет свое лицо в ее юбке. Тем не менее, она сгруппирована со своим мужем как довольно абстрактная авторитетная фигура, на которую рассказчик обычно не обращает внимания.
Рассказчик
Чуткий и проницательный девятилетний мальчик, имя которого остается неназванным, является рассказчиком и главным героем истории Хемона.Когда он начинает свое путешествие по острову, он носит круглую соломенную шляпу, нарисованную семью гномами из Белоснежка , но она уносится ветром. Ему нравится плавать и играть в песке, но он не в восторге от поездки на Млет. В целом послушный мальчик, впечатлительный и любопытный. Основным предметом рассказа является опыт рассказчика, когда он слушает рассказы дяди Юлиуса и его восприятие общего отношения его дяди к нему. Дядя Юлий не обязательно пытается напугать или травмировать рассказчика, но он, похоже, преподает какой-то урок.
Поскольку коллекция Хемона Вопрос Бруно автобиографична с точки зрения пожилого боснийца, живущего в Соединенных Штатах, и поскольку история организована в виде коротких сцен, подобных островам памяти, создается ощущение, что рассказчик — это взрослый вспоминает свое детство. Однако повествовательная перспектива — это взгляд наблюдательного ребенка, который все еще формирует свое мнение о мире. Он, кажется, не совсем уверен, как все части истории сочетаются друг с другом, но он, кажется, осознает, что они важны для его юности и развития.Возможно, поэтому он говорит о пробуждении, не зная, «где я был или кем я был», и о ощущении «присутствия в собственном теле», когда он ныряет в море; он формирует понимание своего места в семье и обществе.
Иосиф Сталин
Иосиф Сталин (1879–1953) был безжалостным коммунистическим диктатором, который возглавлял Союз Советских Социалистических Республик (СССР) в период с 1924 по 1953 год, хотя и был жестоким или более жестоким, чем Адольф Гитлер. Сталин пытался индустриализировать страну. Советский Союз, уничтожив миллионы тех, кто, по его мнению, стоял у него на пути: фермеров, интеллектуалов, религиозных людей, политических инакомыслящих и тех, кто был нежелательным по тем или иным причинам.Под его командованием более 10 миллионов человек погибли в трудовых лагерях, разбросанных по Сибири.
Товарищ Тито
Маршал Иосип Броз Тито (1892–1980) был коммунистическим президентом бывшей Югославии (страны, состоящей из шести республик, созданной в 1945 году) с 1953 года до своей смерти в 1980 году. Герой войны и Давний член Коммунистической партии, он объединил страну, подражая правительству и политике Сталина, но затем отделился от международной Коммунистической партии после разлада со Сталиным.
Ваника
Ваника — находчивый и отчаянный светловолосый мальчик с голубыми глазами, чья жизнь разрушена сталинским режимом, является объектом рассказа дяди Юлиуса о времени, которое он провел в советских трудовых лагерях. Ему всего двенадцать, когда его отправляют в лагерь в Архангельске либо потому, что он «неоднократно опаздывал в школу, либо пропускал несколько дней без уважительной причины». В отличие от большинства других детей в лагере, ему удается выжить, «одалживая себя», что означает, что он предлагает себя сексуально преступникам, а также путем кражи еды и подкупа охранников.
Из-за того, что Ваника имел обыкновение высказывать свое мнение, охранники безжалостно избивали его и оскорбляли. Он начинает убивать и делать «плохие, плохие вещи». Он учится выживать, но продолжает говорить, поэтому власти отправляют его на своего рода пиратский остров, где преступникам разрешено грабить и убивать друг друга. Ваника пытается сбежать, убивая и съедая троих человек, но охранники ловят его и помещают в одиночную камеру, пытая его. Он пытается убить себя, и когда дядя Юлий встречает его во второй раз, все, что он хочет, — это умереть, но охранники поддерживают его жизнь, поэтому он страдает еще больше.Рассказчик глубоко тронут рассказом Ваники и спрашивает, что с ним случилось, но Дядя Юлий просто пренебрежительно говорит, что его убили, еще больше пугая племянника.
Память
Отчасти потому, что это первая история в автобиографическом сборнике художественных произведений с точки зрения боснийского иммигранта в США, есть ощущение, что «Острова» — это путешествие в воспоминания детства с точки зрения взрослый. Короткие сцены рассказа похожи на островки памяти, которые в совокупности формируют множество впечатлений о семейной поездке на Млет.В них содержатся конкретные наблюдения и складывается общее впечатление или значение поездки. Например, в образе маленького мальчика рассказчик описывает «желтую ящерицу размером с новый карандаш на каменной стене за спиной дяди Юлиуса» с ее «немигающим мраморным глазом».
Таким образом, кажется, что Хемон комментирует природу памяти и процесс извлечения значения из прошлого опыта. Он подразумевает, что память отбирает определенные детали, которые нужно ярко сохранить, и эти выбранные части действуют как маяки или указатели на то, что было значительным или движущимся в опыте.Эти воспоминания сочетаются сложным и тонким образом; рассказчик может так ярко вспомнить десны немецкой овчарки, например, потому что они напоминают ему беззубые десны дяди Юлиуса, и он может вспомнить «необратимую ненависть» своей кошки в таких резких выражениях, потому что он может чувствовать, что им пренебрегли. Хемон подразумевает, что память классифицирует и хранит то, что для нее важно, в такой закодированной манере, особенно детские воспоминания, когда они пересматриваются или пересматриваются во взрослом возрасте.
Детская травма
Одна из ключевых тем «Островов» — значение событий рассказа для дальнейшей жизни рассказчика, особенно травма, которую он испытывает во время отпуска.Хотя он переживает ряд потенциально травмирующих событий, например, когда он теряет шляпу или видит, как немецкая овчарка убивает мангуста, рассказчика больше всего беспокоят рассказы и общий образ его дяди Юлиуса.
Дядя Юлий не обязательно злонамеренный человек, но он, похоже, думает, что рассказчику было бы неплохо услышать несколько леденящих кровь историй, о чем свидетельствует его слова «он должен знать» в отношении рассказа о Ванике. . Если бы, что вполне вероятно, «Острова» рассказывали с точки зрения взрослого, оглядывающегося на свое детство, эти сказки надолго остались бы в памяти рассказчика и имели для него значение.Однако, поскольку они наполнены таким угрожающим видением мира, они эмоционально беспокоят и, кажется, становятся давней детской травмой.
Самосознание
Рассказчик истории Хемона часто говорит о своем ощущении себя, обычно в физических терминах, таких как его осознание собственного тела. Например, когда он плавает, рассказчик отмечает, что «шок от холода заставит меня почувствовать себя присутствующим в моем собственном теле», а когда он идет по тропинке к дому дяди Юлиуса, он отмечает, что «внезапная прохлада заставила меня почувствовать себя о том, насколько горячими были мои плечи.«Возможно, самый важный из этих моментов наступает после того, как дядя Юлий рассказывает историю Ваники. После сна рассказчик просыпается« и не знает, где я и кто я », а затем встает« из своего небытия ». Хотя все эти моменты понятны и даже обычны, они подразумевают, что рассказчик переживает период самосознания, подвергая сомнению свою личность и свое место в мире.
Власть
«Острова», история о некоем Отношения ребенка со взрослыми членами семьи включают длинный отрывок о диктатуре Иосифа Сталина.Таким образом, история приобретает тему власти и влияния на других. Дядя Юлий, кажется, влияет на рассказчика, и это в определенном смысле перекликается с его ужасающим описанием власти и авторитета во время сталинского режима. Ясно, что рассказчик отождествляет себя с Ваникой, хотя их ситуации резко контрастируют; он пытается представить себе, каково было бы, если бы у него детство и счастье отняла жестокая и тираническая система власти. Интересно, что у рассказчика, похоже, мало напряжения или конфронтации со своими родителями (хотя у них есть строгие правила, например, в отношении плавания), поэтому дядя Юлий, кажется, вдохновляет его взглянуть на власть по-новому.Хемон осторожно поднимает тему власти в последний момент истории, в котором рассказчик видит то, что он считает «необратимой ненавистью» к кошке, которой пренебрегли и (хотя и случайно) пытали те, кто держит власть над Это.
Короткие сцены
Тот факт, что «Острова» состоят из тридцати трех коротких сцен, имеет решающее значение для его формата повествования. Хотя они объединяются, чтобы сформировать хронологическое повествование, эти сцены похожи на краткие проблески определенных моментов детства рассказчика или отдельные островки памяти, которые могут казаться несколько отличными.Фактически, некоторые сцены сосредоточены на конкретных деталях, которые на первый взгляд кажутся не соответствующими основной идее и развитию истории, например, яркое описание рассказчиком рыбы, которую он видит во время плавания. Все сцены важны либо для развития чувства места, либо для развития сюжета, но акцент Хемона на их расстоянии друг от друга усиливает ощущение, что рассказчик ищет в своих сгустках важных воспоминаний, чтобы найти историю. Таким образом, формат рассказа может быть предназначен для имитации способа, которым разум обращается к своим детским воспоминаниям.Это также важно для привлечения внимания к идее островов и изоляции, идеям, которые часто повторяются в повествовании и подчеркивают сеттинг рассказа, а также некоторые его содержания.
Темы для дальнейшего изучения
- Изучите историю гражданской войны в Боснии между 1992 и 1995 годами. Каковы были ее основные причины? Какие партии и фракции были задействованы? Опишите насилие на этнической почве и обсудите, почему его можно рассматривать как геноцид. Что случилось с обвиняемыми в военных преступлениях? Обсудите реакцию Организации Объединенных Наций, характер мирного урегулирования и исход войны.
- Подумайте о семейных каникулах, которые вы провели в начальной школе, или о времени, проведенном с родственником, которое произвело на вас впечатление. Какие у вас самые яркие воспоминания об этом? Запишите серию воспоминаний, а затем сформируйте из них серию коротких рассказов. Что было важным в выбранных вами сериях? Какие у вас остались неизгладимые впечатления? Что они говорят о ваших отношениях с семьей или родственником?
- Прочтите другой рассказ в Вопрос Бруно , например, «Монета» или «Шпионское кольцо Зорге», и сравните его с «Острова.«Опишите общие черты повествовательных голосов, технических стилей и структур повествования историй. Опишите их основные различия. Как соотносятся их темы и как знание другой истории Хемона помогает вам оценить« Острова »?
- Изучите советские трудовые и военнопленные лагеря 1930-х и 1940-х годов. Кого и почему отправили в лагеря? Какой была жизнь внутри них? Чем отличались лагеря (чем лагерь в Архангельске отличался от лагеря в Сибирь, например), и как они изменились за время долгого правления Сталина? Как лагеря повлияли на советскую жизнь и восприятие коммунистических правительств внутри страны и за рубежом?
Перспектива детства от первого лица
Хемон — адепт в развитии правдоподобного повествовательного голоса от первого лица, который говорит и думает как девятилетний мальчик.Хотя есть предположение, учитывая его место в более крупной коллекции, что «Острова» рассказываются с точки зрения взрослого, оглядывающегося на опыт детства, Хемон, тем не менее, осторожен, чтобы проникнуть в детское сознание рассказчика в своем рассказе. Язык рассказчика и характер его наблюдений отражают любопытство, внимание к деталям и впечатлительность девятилетнего ребенка. Таким образом, Хемон может позволить своим читателям окунуться в мир ребенка и ощутить истинное значение поездки на Млет.
Босния и Герцеговина
Учитывая автобиографический характер сборника рассказов Хемона и, судя по деталям рассказа, действие «Острова», вероятно, происходит в 1970-е годы, десятилетие относительного процветания в 2005 году в Боснии и Герцеговине. . Хемон написал эту историю в 1990-х годах, недавно эмигрировав из Боснии в США. Однако, чтобы понять историю Боснии и Герцеговины 1970-х и 1990-х годов, необходимо иметь некоторое представление о ее долгой и бурной истории.
Босния и Герцеговина — одно из шести крупных балканских государств, составлявших бывшую Югославию. Он имеет многие свои культурные корни в исламской традиции из-за османского турецкого господства между четырнадцатым и девятнадцатым веками. Однако к 1908 году Австро-Венгерская империя официально аннексировала Боснию и Герцеговину и попыталась использовать ее в качестве буфера между преимущественно католической Хорватией и преимущественно восточно-православной Сербией. Этническая напряженность накалялась на протяжении Первой и Второй мировых войн, в коалиционном правительстве преобладали сербы, пока во время Второй мировой войны не разразились гражданские конфликты.Коммунисты во главе с маршалом Иосипом Броз Тито победили и создали Союзную Республику Югославию.
Тито был коммунистическим диктатором страны в течение почти пяти десятилетий, и его стиль руководства нельзя описать просто как тоталитарный, а его правительство нельзя описать просто как коммунистическое. Герой войны, почитаемый в Югославии и во всем мире, Тито принес стабильность и единство нации и провел реформы, которые позволили экономике процветать к 1970-м годам. Он бросил вызов Сталину проюгославской политикой, которая привела к расколу с Советским Союзом и помощи Запада его стране.Однако на протяжении всего своего правления Тито сохранял контроль, подавляя националистические тенденции и насильственно продвигая югославское единство.
К 1970-м годам группы меньшинств рассредоточились по различным республикам, так что Босния и Герцеговина ни в коем случае не была просто районом с преобладанием мусульман. Как видно из «Островов», для боснийцев, проживающих в Сараево, а также немцев и других туристов было бы принято путешествовать на хорватский остров Млет. Однако после внезапной смерти Тито в 1980 году в различных регионах Югославии начали проявляться националистические тенденции, которые подавлялись годами.Словения и Хорватия провозгласили независимость в 1990 и 1991 годах, за ними последовала Босния и Герцеговина в декабре 1991 года. В этот момент начал вспыхивать ряд конфликтов, и коалиции распались из-за этнической напряженности и националистических устремлений. К 1992 году в Боснии началась гражданская война, когда боснийские мусульмане были осаждены в Сараево сербскими войсками, а боснийские мусульмане сражались с боснийскими хорватами, желавшими стать частью великой Хорватии. Ситуация в Сараево достигла точки этнической чистки, когда боснийские мусульмане голодали и умирали в большом количестве.Организация Объединенных Наций мало что сделала, чтобы помочь ситуации, но война в Боснии и Герцеговине закончилась в 1995 году, когда войска Организации Объединенных Наций обеспечили мир.
Писатели на английском языке как втором языке
Хемона сравнивают с двумя влиятельными европейскими писателями, которые писали на английском как втором языке: Джозефом Конрадом и Владимиром Набоковым. Конрад, автор Heart of Darkness и многих других известных работ, был поляком и выучил английский только будучи взрослым, живя в Великобритании и работая морским торговцем.Набоков, язвительный и изощренный автор романов, в том числе Лолита , выучил английский в раннем возрасте, но, в отличие от Конрада, начал свою писательскую карьеру на своем родном языке. Он стал известным американским писателем в период после Второй мировой войны, и его произведения особенно повлияли на Хемона. Подобно Хемону, Набоков и Конрад были одаренными лингвистами, исследовавшими процесс подделки произведений на языке, который для них не был родным.
Первый сборник рассказов Хемона получил очень хорошие отзывы в прессе; как пишет Ричард Эдер о книге в New York Times Book Review : «Некоторые из более коротких статей настолько хороши, что заставляют читателя почувствовать себя уверенным в том, что он открыл не просто необычный рассказ, но и выдающегося писателя: того, кто, кажется, не просто одаренный, но необходимый.Другие рецензенты были столь же положительны, и сборник получил значительное внимание. Возможно, отчасти из-за продолжающегося кризиса в бывшей Югославии, рецензенты были склонны уделять особое внимание трактовке Хемоном истории и политики, высоко оценивая его понимание Боснийская культура.
Хотя критики были почти полностью положительными, и сборник был номинирован на ряд наград, возникли некоторые особые мнения, в том числе статья National Review , в которой Стивен Шварц пишет: «В Вопросе Бруно Хемон выпустил первый том повествований, который по своей сути является чистой и простой имитацией выдающегося югославского писателя Данило Киса.«Многие критики не согласились бы с этим утверждением, хотя некоторые дали неоднозначные отзывы о Хемоне.
Сибил С. Стейнберг, которая называет рассказы Хемона« искусно написанными », упоминает« Острова »в своем обзоре Publishers Weekly , написав, что« История… «вспыхивает» в повествовании. Одно из наиболее подробных обсуждений этой истории, однако, появляется в обзоре коллекции San Francisco Chronicle Даниэля Ороско. После утверждения, что история «является символом поразительного видения Хемона, — пишет Ороско,» Это забавный и пугающий взгляд ребенка на ужасные каникулы … эта мрачно-комическая история внезапно переходит на еще более темную территорию, а жестокость сталинского режима бросает глубокую тревожную пелену.
Скотт Труделл
Трюделл — независимый ученый со степенью бакалавра английской литературы. В следующем эссе Труделл обсуждает потерю невиновности рассказчика в «Островах», в частности, как эта потеря выражается в его идентификации с советский заключенный Ваника
Дядя Юлий пугает и травмирует своего девятилетнего племянника разными способами во время коротких сцен, составляющих рассказ Хемона «Острова». Его беззубое и вонючее тело, его описание змей. и мангусты на Млете, его характеристика смерти его деда, его комментарии о бывшем пиратском острове, на котором сейчас находится отель, и его рассказ о старейшем человеке в мире, в котором он рассказывает своему племяннику: «С таким же успехом ты можешь перестать жить теперь «все это страшно для девятилетнего мальчика.Однако, возможно, аспект визита, который больше всего повлиял на рассказчика, — это рассказ дяди Юлиуса о Ванике, мальчике, жизнь которого разрушена серией ужасающих обстоятельств, которым он подвергается на севере России.
По сути, «Острова» сбалансированы между историей девятилетнего главного героя, который отправился на хорватский остров Млет, чтобы навестить своего дядю Юлиуса, и историей мальчика Ваники и его опыта с жестоким советским миром. пенитенциарная система 1940-х гг.Эти истории описывают совершенно разные обстоятельства в совершенно разные общества; на самом деле они похожи на отдельные острова, которые не соединяются между собой. Однако, как и другие острова в истории Хемона — Млет, пиратский остров в Млете, остров-тюрьма, на который отправляется Ваника, и короткие сцены из воспоминаний острова — эти явно разные истории на самом деле связаны довольно тесно. В самом деле, один из центральных моментов, представляющих интерес в «Островах», — это то, как контрастируют два взгляда детства и что это говорит об обществах, в которых выросли мальчики.
Дядя Юлий, который, кажется, хочет произвести впечатление на своего племянника, рассказывает историю Ваники в его пользу, зловеще говоря, что «он должен знать» эту историю. Тот факт, что он спрашивает, сколько лет рассказчику, непосредственно перед тем, как сделать это, предполагает, что дядя Юлий рассказывает поучительную историю, в которой Ваника призван служить двойником рассказчика. Поскольку они почти одного возраста, предполагает дядя Юлий, его племянник должен чему-то научиться на опыте Ваники. Суть этого урока, кажется, в том, что рассказчик должен потерять свою невиновность и признать ужасные реалии мира.
Со своей стороны рассказчик четко отождествляет себя с Ваникой и проявляет интерес к его судьбе. Поскольку никто иначе осмеливается что-либо сказать, когда дядя Юлий замолкает, это знак большого любопытства, когда рассказчик заставляет себя спросить: «Так что же с ним случилось? Хотя рассказчик не упоминает Ванкю до конца рассказа, история ужасов несчастного узника, кажется, задерживается в пугающих и сбитых с толку мыслях рассказчика.
Например, история Ваники кажется связанной с драмой самовосприятия рассказчика.Сразу после рассказа Ваники рассказчик просыпается, не зная, «где [он] был и кем [был]». Встав «из [своего] небытия», рассказчик довольно застенчив, и его замешательство в личности продолжается на протяжении всей истории. Кажется, что холодность — единственное, что дает ему некоторое представление о себе; когда он ныряет в ледяную воду, он чувствует себя «присутствующим в [его] собственном теле», и прохлада дороги к дому заставляет его «осознавать, насколько горячие [его] плечи чувствовали себя». Поскольку единственные другие экстремальные холода в этой истории — это Архангельск и Сибирь, Хемон может предполагать, что история Ваники также дает рассказчику ощущение его личности.
Возможно, что еще более важно, рассказчик отождествляет себя с Ваникой и находится под влиянием его истории, потому что оба мальчика теряют невинность. Ваника привлек внимание дяди Юлиуса тем, что смог выжить в суровых условиях лагеря, но, что более важно, тем, что он иронично крикнул: «Спасибо, Сталин, за мое счастливое детство!» Обстоятельства истязали Ванику, лишили его радости и здоровья, но самое поразительное то, что все это случилось с ним, когда ему было меньше пятнадцати лет, просто потому, что он пропустил несколько дней в школе.Перед тем, как отправиться в лагерь, Ваника находился на той стадии своей жизни, которую дядя Юлий описывает как «ничего не знающий, ничего не помнящий», и через короткий промежуток времени он решил, что хочет умереть, потому что его жизнь хуже смерти.
Рассказчик не ранен, не подвергнут пыткам или заключен в тюрьму, но он действительно переживает потерю невиновности. Хемон, который на протяжении всей истории интересуется темами рождения, старения и утраты детства, старается подчеркнуть в первом предложении «желтоватое» солнце (изображение, означающее рождение и невинность) и наивную, счастливую ребячливость рассказчика. .Постоянно спрашивая, были ли они там во время путешествия, рассказчик невинно носит свою соломенную шляпу, нарисованную семью гномами, пока ветер внезапно не срывает ее с его головы, и он понимает, что «никогда, никогда не увидит ее снова». Хотя это можно было бы списать со счетов как забавную и, казалось бы, безобидную деталь, она заставляет рассказчика рыдать перед сном и предвещает более шокирующие потери, которые последуют за этим.
Пугающее присутствие дяди Юлиуса на каждом шагу изнуряет невиновность его племянника.Рассказчика пугают или беспокоят змеи, мангусты, слизни, Сталин, тщетность жизни, отсутствие чувства собственного достоинства, переживающий процесс резкого взросления и разочарования. Вместо ярко-желтого желточного солнца рассказчик сталкивается с «тлеющими сырыми яйцами», подобными жареному, растопленному детству. Этот процесс достигает апогея, когда дядя Юлий говорит ему, что жить бесполезно, потому что «ничего не изменится», и когда его голодный кот в Сараево смотрит на него с «необратимой ненавистью».«Здесь, в конце рассказа, рассказчик, кажется, состарился на несколько лет.
Детская травма Ваники выявляет собственную потерю невинности рассказчика, вместо того, чтобы приуменьшать ее или затмевать ее, главным образом потому, что его рассказ привлекает внимание к жестокости какая власть и общество заставляют детей расти. Фактически, один из наиболее важных аспектов процесса взросления рассказчика становится ясным только тогда, когда, как в рассказе Ваники, политический контекст становится явным. Так коммунизм, правительство , и общество в целом играют ключевую роль в утрате невиновности ребенка.Утрата Ваники детства настолько явно связана со Сталиным и советскими трудовыми лагерями, что его опыт заставляет читателя задуматься, может ли югославское коммунистическое общество повлиять на процесс взросления рассказчика.
При ближайшем рассмотрении становится ясно, что Хемон на самом деле комментирует коммунистическое правительство маршала Тито и его отношение к югославской молодежи. Первым явным признаком этого является тот факт, что в сцене 1 рассказчик поет коммунистические песни на протяжении всего путешествия до Млета о «скорбных матерях, ищущих в могилах своих умерших сыновей».«Коммунизм, таким образом, изначально ассоциируется с« желтоватым »солнцем и юношеской невинностью рассказчика, прежде чем он начинает испытывать сомнения и страх. Затем Хемон осторожно подчеркивает, что в спальне рассказчика есть изображение Тито,« улыбающегося черным ». и-белый «, а также один в заброшенном островном отеле.
Однако после рассказа Ваники рассказчик начинает разочаровываться в жизни и человеческой природе, особенно в коммунизме и других системах власти и власти. Ясно, например, что мангусты похожи на коммунистов, захвативших Россию, в том смысле, что они просто заменили одну эксплуататорскую систему (царское царство, обозначенное змеями) другой.Это, кажется, подкрепляет замечание дяди Юлиуса о том, что паразиты следуют «одна паразит за другой, как революции», подразумевая, что коммунистические революции в России были просто методами перестройки систем власти и угнетения. Немецкая овчарка, убивающая мангуста, подчеркивает этот момент, означая еще одну разочаровывающую смену власти. Интересно, что «розово-коричневые десны» и «слюна» собаки резко напоминают беззубые розовые, окрашенные в пятна десны дяди Юлиуса и его слюнявый поцелуй.К концу рассказа сам рассказчик (повзрослевший и потерявший свою невиновность) является авторитетной фигурой, которая, хотя и невольно, истязает и морит голодом своего кота, чтобы тот ответил «необратимой ненавистью».
Формы власти и виды угнетения сочетаются, таким образом, до тех пор, пока рассказчик, кажется, не признает точку зрения дяди Юлия о том, что «Жизнь — ничто, если не череда зла», совершаемых теми, кто находится у власти. Хотя рассказчик не обязательно искренне верит в это заключение, очевидно, что оно произвело на него неизгладимое впечатление.Он даже доходит до того, что должен решить, прав ли дядя Юлий в том, что он «с таким же успехом может перестать жить сейчас» и, как Ваника, отказаться от всего, кроме надежды на смерть. Хемон может сформулировать огромную травму этого опыта, только удвоив рассказчика с Ваникой. Именно через сопоставление их историй Хемон может передать великую трагедию потери невинности маленьким мальчиком.
Источник: Скотт Трюделл, Критическое эссе по «островам», в рассказах для студентов , Thomson Gale, 2006.
Мишель Леви
В следующем обзоре Леви описывает Вопрос Бруно как «интертекстуальную постмодернистскую метафизику, которая проблематизирует историю и идентичность».
Первая работа Александра Хемона, боснийского серба, который пишет по-английски и сейчас живет в Чикаго, Вопрос Бруно — это интертекстуальная постмодернистская метафикса, которая проблематизирует историю и идентичность. В его тонко связанных рассказах есть следы Кафки и Конрада, более ранних писателей в изгнании, которые также исследовали эти вопросы.Здесь смешивается множество «историй» о наполеоновском солдате, немецком шпионе, Югославии, Западной Европе, Советском Союзе, Первой и Второй мировых войнах, боснийском изгнании и даже Соединенных Штатах, чья слепота к истории противоречит истории этого изгнания. сознание. Шпионы также занимают видное место, подчеркивая, как история маскирует идентичность, а идеология скрывает истину на благо системы, питая «историю» новых злодеев.
Что мне читать дальше?
- Признанный критиками роман Хемона Человек из никуда (2002) рассказывает о ранней жизни и эмиграции в Соединенные Штаты Йозефа Пронека, главного героя самой длинной истории Вопрос о Бруно .
- В интригующем романе Владимира Набокова Настоящая жизнь Себастьяна Найта (1941) рассказчик ищет сущность своего сводного брата, но в итоге задает больше вопросов, чем дает ответов.
- В наше время (1925) — это поразительный сборник ранних рассказов Эрнеста Хемингуэя, в основном об опыте молодого человека, выросшего в лесах Мичигана.
- Книга Виктора Мейера Югославия: история ее кончины (1999) дает обзор истории бывших югославских государств с целью анализа разрушительных войн и этнических конфликтов, потрясших регион в 1990-е годы.
Через членов семьи, реальных или вымышленных, Hemons, Hemuns, франко-украинских, Украинско-боснийцы, или боснийские сербы, оторванные от своих украинских корней, Хемон критикует «этническую чистоту» и развенчивает «семейные» мифы, как в печально известном воссоединении семей — Гемониаде. Помещая родственника на место убийства эрцгерцога Фердинанда, рассказчик «Аккордеона» признается в том, что «лечит» историю, но добавляет: «Части его [этой истории], однако, омываются моими берегами, поплыв по морю. книг по истории, усеянных островками черно-белых фотографий.Значительная часть дошла до меня после того, как прошла через туннели и лабиринты семейных воспоминаний и легенд ». Так Хемон критикует природу истории.
Стертые вымышленные и исторические границы, когда персонажи встречаются с реальными историческими фигурами, контекстуализируют центр произведения, Боснийская война. В «Blind Josef Pronek & Dead Souls» этот конфликт застает молодого сараевского блюзового музыканта и писателя, как и Хемона, во время американского турне. Неоднократно спрашивая Пронека, почему это произошло, американцы отвечают на его смущенное молчание словами: «Тысячи» лет ненависти »- очевидно, благонамеренное обобщение, которое отрицает всякую возможность и ответственность за настоящее понимание.Когда даже отец его девушки повторяет: «Думаю, тысячи лет ненависти». возникает вопрос о Бруно. Сразу после того, как оба родителя объявили боснийскую войну «ошеломляющей», тошнотворная бабушка с татуировкой пережившего концлагерь спрашивает: «Где Бруно?» Она отчаянно ищет его, допрашивая даже Пронека, наконец крича: «Иди сюда, Бруно! Ешь с нами! Теперь у нас есть все!» Связывая Боснию с Холокостом, Хемон конструирует пропавшего Бруно как человеческую цену за оба.
В последнем рассказе «Подражание жизни» рассказчик-изгнанник возвращается в Сараево. Проснувшись под нацистскими флагами «после ночи тревожных снов», он бежит на вокзал. Но раненые немецкие солдаты усеивают рельсы, и гитлеровцы снимают повешенного над его головой. И снова Хемон женится на Третьем Рейхе, прошлом и настоящем Боснии в случайности смерти, поисках идентичности и невозможности полностью избежать своей личной и племенной истории.
Наконец, многослойная коллекция Хемона бросает вызов истории, в которой идеология борется с истиной, общество — личность.Подрывая официальные «истории», его формы повторяют, что, хотя Могущество слишком часто делает Правильное, делая бессильное расходным материалом, искусство может раскрыть скрытые «истории» и таким образом искупить жизни и страдания, скрытые общественными масками.
Источник: Микеле Леви, Обзор Вопрос Бруно , в World Literature Today , Vol. 75, No. 2, Spring 2001, p. 332.
Bowker Magazine Group
В следующем обзоре рецензент хвалит Вопрос Бруно за то, что он «щедро наделен пафосом, юмором и иронией.»
Как и его главный герой в новелле Blind Jozef Pronek & Dead Souls , краеугольный камень этого сборника из восьми историй, Хемон приехал в США в качестве туриста, но вынужден был остаться в качестве беженца, когда его родная Югославия раскололась. Мастерски написанные истории, которые он написал с тех пор, трогательно сочетают личные воспоминания его персонажей с историческими случайностями, виной изгнания, разделяющего пространство с ужасами войны, как в простых повествованиях, так и в экспериментах по стиранию границ.Постоянные темы войны и изгнания наиболее трогательно переплетаются в «Монете», в которой из Сараевских писем подробно описывается повседневный террор югославского конфликта — каково это пройти сквозь перчатку на Аллее снайперов или быть неспособным похоронить ваши мертвые в безопасности — добраться до беспокойного эмигранта в США, который чувствует себя жутко изолированным от текущих событий и течений истории. История также вспыхивает в «Островах», когда любимый дядя прерывает семейный отпуск, чтобы рассказать о своих детских переживаниях в сталинских трудовых лагерях рассказчику, который был ненамного старше, чем он был тогда.В другом месте история сносит вымысел, как в экспериментальном «Шпионском кольце Зорге», в котором криво составленное досье настоящего советского агента сопоставляется с детской фантазией о шпионаже его отца в пользу СССР. Хотя сатирическое видение США Хемоном в «Слепых» Jozef »(более короткая версия была опубликована в New Yorker ) менее свежа, чем портрет его титоистского детства, его портрет боснийского писателя, отмечающего время в шероховатом постмодернистском Чикаго, криво бескомпромиссен. Щедро наделенный пафосом, юмором и иронией, написанный на несбалансированном, опьяняющем английском, этот сборник раскрывает талант молодого Йозефа Скворецкого.
Источник: Bowker Magazine Group, Обзор The Question of Bruno , в Publishers Weekly , Vol. 247, No. 20, 15 мая 2000 г., стр. 87-88.
Мирела Рончевич
В следующем обзоре Ронсевич называет Хемона «редким талантом, заслуживающим нашего внимания».
Хемон покинул свою родную Боснию незадолго до начала гражданской войны, поселился в Чикаго и вскоре после этого начал усиленно изучать английский язык. Неудивительно, что его дебют сравнивают с беллетристикой Конрада и Набокова — икон, доказавших, что рискованный бизнес писать на принятом языке может дать замечательные результаты.Но переполненные, заранее продуманные предложения Конрада и ритмическая и метафорическая проза Набокова сильно отличаются от ясной беллетристики Хемона, в которой основное внимание уделяется уникальной политической напряженности в Югославии Тито. Сочинение Хемона разумно, с намеком на сатиру, и в значительной степени основано на задумчивом описании, а не на надуманных диалогах. Несмотря на разный формат, семь историй здесь отражают один и тот же ностальгический голос и тему борьбы с внезапным всплеском детских воспоминаний и «меняющейся личностью» усталого иммигранта.Этот вид художественной литературы не выдает себя, но смелые эксперименты автора с формой легко перехитрить читателя. «Жизнь и творчество Альфонса Каудерса» на самом деле очень наводит на размышления об умном символизме Дональда Бартельма, в то время как «Монета» показывает, что Хемон может рассказать военную историю в традициях Тима О’Брайена, сочетая магический реализм с чистой правдой. Это работа редкого таланта, заслуживающего нашего внимания.
Источник: Mirela Roncevic, Review of The Question of Bruno , in Library Journal , Vol.125, No. 12, 1 июля 2000 г., стр. 144.
Дэниел Дэвис
В следующем обзоре Дэвис хвалит язык в «Островах» за то, что он «красивый и устрашающий своей точностью», и сравнивает «аллегорическую силу» Хемона с Альбертом Камю .
Перспектива писать художественную литературу заставит многих нервничать. Мне есть что сказать? Если да, могу я сказать это хорошо? Или мои усилия будут высмеиваться из прилавков литературных агентов? Итак, представьте, что вы пытаетесь писать на чужом языке.Конечно, многие авторы поступали так и раньше. Джозеф Конрад писал все свои шедевры на английском (его третьем языке), который был вторым языком Владимира Набокова. Сэмюэл Беккет, как и Т. С. Элиот, любил писать по-французски. Но это великие имена в современной литературе — они лишь подчеркивают сложность написания на неродном языке.
Теперь у нас есть Александр Хемон, наполовину украинец, наполовину серб. Он родился в Сараево в 1964 году, а в 1992 году переехал в Чикаго. Публикуемый автор на своем родном языке, он пишет на английском только с 1995 года.В своей первой книге на его принятом языке, Вопрос о Бруно , он дает нам семь рассказов и новеллу. Даже если вы не знали, что английский был его вторым языком, есть множество предложений, которые могут вызвать ваши подозрения. Например: «Он шел по ветхой извилистой дороге, источающей тепло». Для меня это звучит как перевод и заставляет задуматься о процессе Хемона. Подумал ли он о предложении на своем первом языке и занялся ли он английскими словарями, чтобы записать его на своем втором?
Но если часть языка высокопарна и неуклюжа, то большая часть ее начинается с его виртуозности.В этом же рассказе рассказчик описывает умирающего мангуста: «В его груди была дыра — собака, казалось, откусила часть ее — и я увидел сердце, похожее на крошечный помидор, пульсирующее, как будто икающее, все медленнее и медленнее «. это одновременно прекрасно и устрашающе по своей точности, и в центральном сравнении можно ощутить удовлетворение Хемона.
Оба эти предложения взяты из вступительного рассказа «Острова» — видения мальчика о семейной поездке на остров Млет, кульминацией которого являются воспоминания его дяди о жизни в одном из сталинских трудовых лагерей.В то время, когда так много новой литературы на английском языке сосредоточено вокруг столичных приключений модных двадцатипятилетних людей в Лондоне / Нью-Йорке, истории Хемона обращаются к совершенно другой стороне жизни — полной страха, изоляции, жестокости и кровопролития. В «Островах» — и с аллегорической силой, напоминающей Камю, — Хемон использует борьбу между змеями и мангустами, чтобы указать на этническую принадлежность своей родины.
И все же коллекция далеко не безжалостно ужасна. Хемон — игривый и экспериментальный писатель, чей любимый трюк — переплетать факты и вымысел.Он очарован пересечением индивидуальной перспективы с безличным сейсмическим движением истории. В «Аккордеоне» эрцгерцог Франц Фердинанд во время своего судьбоносного путешествия в Сараево замечает в толпе музыканта, держащего аккордеон. Аккордеонист — прадед рассказчика, которому суждено умереть в войне, начатой пулей убийцы. Это смешение воображаемого и исторического также дает ключ к разгадке амбиций Хемона. Вопрос о Бруно частично относится к истории Европы прошлого века.
Однако он снова и снова делает более автобиографическую ноту. Великолепная 78-страничная новелла «Слепой Джозеф Пронек и мертвые души» рассказывает историю молодого боснийского писателя, эмигрирующего в Чикаго. История исследует повторяющуюся тему коллекции: изгнание. Протогонист, Пронек, представляет собой нечто среднее между Quoyle Энни Пру и Herzog Сола Беллоу: несчастный, эрудированный и симпатичный. Америка, с его порочащим взглядом, не является красивым зрелищем — страной, страдающей от ура-патриотизма и высокомерия.Но это также история с большим юмором и остроумием. Хемон немного развлекается с языком, противопоставляя американский сленг неуклюжим попыткам Пронека использовать идиоматический английский.
Важность языка для отношения к миру — и для собственного образа — возможно, доминирующая тема коллекции. В «Обмене приятными словами» рассказчик с большим чувством говорит о существовании иммигрантов: «мы должны прожить эти полужизни людей, которые не могут забыть, кем они были раньше, и которые боятся, что к ним обращаются на иностранном языке, больше не может произнести ничего значимого.»Конечно, это могло быть частью цели Хемона при написании . Вопрос о Бруно заключался в том, чтобы найти смысл в своей новой жизни в Америке. Независимо от того, преуспел ли он, это собрание грации, ума и оригинальности.
Источник: Дэниел Дэвис, «Половина жизни иммигрантов», в Lancet , Vol. 356, No. 9245, 2 декабря 2000 г., стр. 1937.
Эдер, Ричард, «Экспатриант в Война »в New York Times Book Review , 30 июля 2000 г., стр.12.
Хемон, Александар, «Острова», в Вопрос Бруно , Vintage International, 2001, стр. 1-21; первоначально опубликовано в Plowshares , Vol. 24, No. 1, Spring 1998, pp. 12-25.
Ороско, Даниэль, «Забавные, поразительные истории войны и одиночества», в San Francisco Chronicle , 4 июня 2000 г.
Шварц, Стивен, «Кража стиля», в National Review , Vol. 52, No. 20, 23 октября 2000 г., стр. 79-81.
Стейнберг, Сибил С., Обзор The Question of Bruno , в Publishers Weekly , Vol. 247, No. 20, 15 мая 2000 г., стр. 87-88.
Хемон, Александр, «Книга моей жизни», в New Yorker , Vol. 76, No. 40, 25 декабря 2000 г. — 1 января 2001 г., с. 94.
Автобиографическая статья Хемона для New Yorker обсуждает его отношения со своим литературным наставником и его отношение к сербскому национализму.
Радзинский, Эдвард, Сталин: первая глубокая биография на основе новых взрывоопасных документов из секретных архивов России , Doubleday, 1996.
Интимная и убедительная биография Радзинского Сталина обеспечивает ключевой контекст для рассказов дяди Юлиуса о советских трудовых лагерях 1930-х и 1940-х годов.
Rawicz, Slavomir, The Long Walk , Globe Pequot Press, 1997.
В мемуарах Равича рассказывается о его побеге из сталинского трудового лагеря в Сибири и о том, как вместе с несколькими другими заключенными он прошел весь путь на юг до Индия. Этот замечательный рассказ очевидца описывает ужасное обращение с политическими заключенными, а описание пересеченной топографии дает четкое представление о том, насколько Сибирь удалена от Европы и от Индии.
Аттерсон, Дэвид, Обзор Вопрос Бруно , в Times Literary Supplement , № 5067, 12 мая 2000 г., стр. 23.
Положительный отзыв Аттерсона является хорошим примером британской реакции на коллекцию Хемона.
Отзыв Александра Хемона о проекте «Лазарь»
BookBrowse:Чтобы погрузиться в роман о Гемонах, нужно почувствовать, по крайней мере на протяжении его страниц, что мы все изгнаны из страны настоящего
Проект Lazarus создает тяжелую, сердечную целостность из трех разных видов потерь.Сначала Владимир Брик, молодой Американец боснийского происхождения, чье единственное очевидное отличие от автора — его имя (см. боковая панель). Он потерял свою родину, утрата еще более усугублялась его чувством вины за то, что он избежал разрушительных последствий войны. В Америке, в своем новом доме, он всегда чувствует себя нерешительным и диссоциирован. «Единственное, что я запомнил и пропустил из довоенного Сараево, — говорит он, — было своего рода невысказанным убеждением, что каждый может быть что бы они ни утверждали, каждая жизнь, какой бы воображаемой она ни была, могла быть подтверждена его законным суверенным владельцем изнутри.»
Он почти нездорово очарован подлинной историей Лазаря Авербаха, Еврей, избежавший погромов в Восточной Европе, был застрелен Начальник полиции, которого приняли за анархиста всего за семь месяцев его погони американской мечты. Повествование Хемона возвращается в короткометражку Авербаха. жизни и вперед в горе его сестры Ольги, пока она движется через переполненные улицы еврейского гетто Чикаго. «Каждый из них чей-то брат или сестра или ребенок; все они живы; они знают хорошие способы не умирает.»
Затем есть Рора, еще один боснийский иммигрант, который сопровождает Брика в поездке. из Украины в Молдову и Боснию, чтобы исследовать жизнь Авербаха. В отличие от Брика, Рора остался в Сараево во время войны, выживая, связав свое состояние с Боснийский военачальник и коррумпированный американский фотожурналист. Рора рассказывает свою войну рассказы, путешествуя по изменившемуся ландшафту. Его жизнь так отличается от Опыт относительного комфорта превратил Брика в закоренелого наемника, но Брик не может не восхищаться его честностью: «Я узнал его тогда, то есть Я наконец понял то, что знал, но так и не смог сформулировать: он всегда был полным.Он закончил работу по становлению самим собой, долго до того, как любой из нас мог даже представить себе такой подвиг », — сказал Брик. проводит свои исследования, Рора делает снимки — акцент на слове «взять» — с безжалостная интенсивность. Каждая глава в The Lazarus Project начинается с фотография сделана другом Хемона Велибором Божовичем или из архива Чикагское историческое общество.
Отчуждение Брика от американской культуры делает его чувствительным к более общему, экзистенциальная странность под поверхностью современной жизни, и именно в этом темная, но мгновенно узнаваемая местность, на которой Хемон находит свой истинный объект:
Я заметил в углу банку, на красной этикетке которой было написано ПЕЧАЛЬ.Был здесь так много, что они могли бы это и продать? Болт боли прошел мой кишечник, прежде чем я понял, что это была не ПЕЧАЛЬ, а САРДИНЫ. Это было слишком поздно для выздоровления, потому что печаль была теперь темной материей в вселенная неподвижных объектов вокруг меня: солонки и перец; в банка для меда; пакетик вяленых помидоров; тупой нож; иссушенный ломоть хлеба; две кофейные чашки, ждем. Основной экспорт моей страны угнанные машины и грусть.
Хемон сделал самое трудное: он написал глубоко прочувствованный, почти болезненно нежный роман, который также является точно разработанным метафисом. я первый погрузился в остро визуализированную моральную вселенную Лазаря и его сестры. Ольга, как Ольга пытается доказать посмертную невиновность брата, а в Брике и его жена Мэри, поскольку Брик пытается понять и соединиться с американским невиновность. Лишь постепенно я понял, что Хемон создал эти две истории, чтобы вторят друг другу.Персонажи 1908 года повторяются в 2008 году; например, Миллер, газетчик, сообщивший о смерти Лазаря с таким бесцеремонным фанатизмом, становится Миллер, фотограф, ставящий под угрозу жизнь Роры во время войны. Я не скажу больше на эту тему, потому что размышление над этими реверберациями дает много удовольствия от этого романа.
Эти два разных литературных регистра — реализм и метафикшн * — не просто сосуществуют в романе; они кормят друг друга в более крупном проекте Hemon описывая Америку извне.Американское гражданство — это, по сути, самореферентное условие. Брик пишет: «Двигаясь сквозь толпу в автобусе, станции в Черновцах, я понял, что мой центр сместился — раньше он был в моем живот, но теперь он был в моем нагрудном кармане, где я хранил свой американский паспорт и пачка наличных денег. Я протолкнул эту щедрость американской жизни в космос; я был сейчас собрались вокруг него и должны были защитить его от людей вокруг меня ».
Резонанс между историей Лазаря и современной историей Брика. становится все более явным по мере развития романа, что делает финал неизбежным, предсказуемым и, следовательно, удовлетворительным тем, как он завершает литературный шаблон.Тем не менее, Хемон также означает для нас критику этой самой предсказуемости и задаться вопросом, могло ли продолжительное знакомство с историей изменить ее — если литература с ее вопиюще ложным рисунком могла бы завершить смысл слишком запутанной истории.
Когда я впервые написал этот обзор в апреле 2008 года, я написал: «Судьбу The Lazarus Project предсказать просто: он будет заслуженно фигурирует во многих списках «лучших из 2008» ». И это действительно так; кроме того, он был номинирован как на Национальную книжную премию, так и на премию Национального круга книжных критиков.Его персонажи задержались в на мой взгляд, но то, что отличает роман, — это язык, который вообразил Хемон в бытие для описания реальности только в стороне от того, что было на виду. Погрузиться в роман о Гемоне — значит почувствовать, по крайней мере на протяжении его страниц, что все мы изгнанники из страны настоящей.
* Термин «метафикшн» был введен Уильямом Х. Гассом в эссе 1970 года под названием «Философия и форма художественной литературы», в которой он указал, что новый термин был необходим для описания зарождающегося жанра фантастики, порвавшего с тогдашними доминирующих условностей написания романов, явно обращая внимание на их статус артефакта, чтобы задать вопросы о отношения между вымыслом и реальностью.Так же, как и презентационный театр, никогда позволяет публике забыть, что они постоянно смотрят пьесу, метафизику напоминает читателю, что он или она читает художественное произведение.
Этот обзор был первоначально опубликован в журнале The BookBrowse Review в мае 2008 г. и был обновлен для Выпуск май 2009 г. Щелкните здесь, чтобы перейти к этому вопросу.
Этот обзор доступен для лиц, не являющихся членами, в течение ограниченного времени. Для полного доступа станьте участником сегодня. Преимущества членства- Обзоры
- статьи «По ту сторону книги»
- Бесплатные книги для чтения и рецензирования (только для США)
- Поиск книг по периоду времени, обстановке и теме
- Варианты чтения по книге и автору
- Обсуждения книжного клуба
- и многое другое!
- Всего 12 долларов на 3 месяца или 39 долларов на год.
- Подробнее о членстве!
Александр Хемон: сквозь бифокалы, мрачно
То, что боснийско-американский писатель Александар Хемон любит, когда его сравнивают с Владимиром Набоковым, не в том, что касается овладения английским как новым языком — хвала Хемону, что он еще не заработал. Что радует Хемона, так это более глубокое славянское родство, которое читатели отметили, — то же родство, которое Набоков чувствовал с Чеховым, и «тонкий юмор» «этого чеховского серо-голубого мира», как выразился Набоков.По его словам, Хемон пишет «грустные книги для юмористических людей» и, возможно, «юмористические книги для грустных людей».
Наш разговор с писателем Проект «Лазарь », рассказчиком «Любовь и препятствия» . Хемон — фаворит журнала The New Yorker за его типичную двуфокусную идентичность нового века. К настоящему времени он примерно одинаково укоренен в Сараево и Чикаго — примерно в равной степени тянется, например, к безвкусным гангстерским историям в обоих местах. Проект «Лазарь» установил сюрреалистическую связь между историческим убийством в Чикаго в 1908 году и резней в Сараево в конце 20-го века.Он пишет очень стильный иммигрантский английский для одной части своей аудитории, но в эпоху Интернета интересно то, что Александар Хемон также ведет политическую колонку в Интернете на боснийском языке не только для Сараево, но и для боснийцев в США, которые не … может, не мог — читать его по-английски. Как боснийский мужчина, который сейчас живет в Сент-Луисе, который смотрит фотографии падающего снега в Сараево в Интернете. По словам Хемона, он не пишет об изгнании, потому что может вернуться в Боснию и действительно возвращается. Скорее он пишет рассказы и моральные открытия, которые приходят со смещением.Я попросил его изложить свою теорию о непрерывности насилия в мире.
AH : Я не верю в человеческий атавизм, что мы дикари, ждущие своей активации. Я думаю, что то, что превращает людей в убийц в огромных масштабах, — это своего рода ошибочный исторический проект. Эти вещи хорошо организованы. Нацисты, очевидно, не были дикарями. Геноцид — это технология, это очень сложная операция, и для этого им потребовались огромные, хорошо обученные силы. Точно так же на Балканах.Многие люди представляли конфликт на Балканах как, как вы знаете, племена, схватившие друг друга за глотку, что во многих смыслах было ложью. Но он также упускает из виду геноцид, технологию геноцида. Чтобы убить семь тысяч человек в Сребенице, вам понадобится большое количество автобусов для перевозки людей из точки A в точку B, чтобы их можно было расстрелять. Кто-то должен организовать эти автобусы. Есть армейская иерархия и так далее. Итак, чтобы проявить худшее в нас, должен быть исторический проект.В этом ключе, явно не совсем геноцидный проект, администрация Буша, например, выявила худшее в американцах. У них был ужасный ошибочный проект, которым мы почему-то продолжаем заниматься. Мы все еще делаем это во многих отношениях. И это выявило худшие вещи в Америке, и я ненавидел этот опыт. Это также означает, что противодействие таким проектам становится необходимой этической позицией для каждого гражданина, включая писателей.
CL : В The Lazarus Project есть момент, который многие отметили, где Брик сражается со своей женой.Она американка и вроде как защищает невиновность детей в Абу-Грейб. А персонаж Брик, у которого много общего с тобой, говорит ей: «Я ненавижу нормальных людей в стране гребаной свободы и в доме храбрых засранцев… Я сказал ей, что чтобы быть американцем, ты должен знать ничего, а понимать еще меньше. И что я не хотел быть американцем… »Что случилось с этим гневом в тебе, что случилось с этим в нас?
А.Х. : Ну, у меня был гнев.До этого дело так и не дошло. Брик очень, очень зол на то, что он американец. Так что я мог написать ему, потому что в годы правления Буша мне было трудно быть американцем. Я был больше американцем в 1999 году, когда я даже не был гражданином, чем во времена Буша. Потому что мне казалось, что если ты американец, ты должен подписаться на эти проекты, а я не хотел подписываться.
CL In Проект Lazarus , Чикаго в 1908 году стал местом своего рода нативистской истерии.Ровно 100 лет спустя он стал центром новой почти транснациональной американской политики. Что случилось с нами, что случилось с Чикаго?
AH : Ну, Чикаго, как и Америка, никогда не было чем-то одним. Это не монолитная вещь, абсолютная и примитивная … Вы знаете, пока в этой стране была история расизма, была история противостояния расизму. Пока существует несправедливость, есть люди, борющиеся с этой несправедливостью. Вопрос в том, у кого рука выше.Вот что мне нравится в Америке: эта жизненная сила. И его никогда нельзя свести к одному, а режим Буша пытался свести его к одному: мы можем объединиться и ни в чем не сомневаться. Но он слишком большой, слишком сложный, слишком демократичный. А в Чикаго и США произошло следующее: люди вроде меня, которые играли в защите, переместились и начали атаковать ворота соперника, чтобы забить. И мы забили.
Александр Хемон в разговоре с Крисом Лайдоном в Кембридже, 15 мая 2009 года.
«Войны зомби» Александра Хемона неожиданно оживают в юмористической жизни
«Создание зомби-войн: роман» Александра Хемона; Фаррар, Страус и Жиру (320 страниц, 26 долларов США)
———
Поначалу Джошуа Левин может показаться знакомым: ему двадцать с небольшим лет, он работает, но не имеет карьеры, не в состоянии привязаться к своей хорошенькой зрелой девушке. Его тип — бесцельный, дружелюбный ребенок — можно найти во всей американской культуре, в том числе в фильмах Джадда Апатоу и в ряде первых романов бруклинцев.
Что отличает Левина, так это то, что он не заменяет своего создателя. Фактически, Александр Хемон, родившийся и выросший в Сараево, направляет американского обывателя и делает это с легкомысленным и чутким юмором. Левин может оказаться в окружении пьяных, эмоциональных бывших югославов — тех, кто населял другие книги Хемона, — но он сбит с толку, оставлен в стороне, рассеянно задается вопросом, стоит ли ему спать с этим веселым студентом.
Действие происходит в Чикаго в 2003 году. «The Making of Zombie Wars» рассказывает историю Левина, взрослого учителя ESL и сценариста-любителя, который считает, что «это было веское дело…. жизнь, устроенная вокруг отсутствия надежды и амбиций ». Он живет в убогой квартире, неохотно встречается со своим состоятельным папой за обедом, и еще более неохотно проводит время со своей озлобленной матерью и сестрой. Добавьте к этому Кимико, его аккуратную девушку-психолога, и все вокруг Левина стали более взрослыми, чем он.
Единственное, что его отличает, — это его писательские привычки. Он берет уроки сценария и, продвигаясь по жизни, превращает то, что наблюдает, в идеи для фильмов.В общем, они совершенно ужасны: «Идея сценария № 69: порнозвезда S&M влюбляется в нежного профессора поэзии. Когда ее похищает его ревнивый поклонник, ему нужно не только спасти ее, но и рассказать ей правду о своей жизни. Оказывается, она любит доминировать. Название: Эти цепи любви ».
С его каскадом гнилых идей хорошо, что у Левина творческий запор, он редко пишет даже несколько страниц. Он может коротать часы, пытаясь достичь идеального баланса кофеина в кафе.Его самая плодотворная работа — «Войны зомби», фильм о зомби, который он выстраивает сцену за сценой на страницах сценария в тексте по мере развития романа.
Левин — симпатичный парень, до крайности забавный, который в глубине души не так уж хорош. Он очень, очень хочет изменить свою идеальную девушку. Он не может заставить себя сделать важный, просроченный телефонный звонок. Если у вас случился кризис с вашим питомцем, не рассчитывайте, что он поступит правильно.
