Корм яйцо листрозавра: Недопустимое название

Диплодок / Diplodocus

РУС / ENG

Статистика

Название:	Диплодок
Вид:	Diplodocus insulaprincep (диплодокус инсулапринцеп)
Эпоха:	Верхняя юра
Питание:	Травоядное
Характер:	Наивный

Приручение

Приручаемый:	Да
Любимая еда:	Корм (Яйцо Листрозавра)
Ездовой:	Да
Седло:	Седло для Диплодока

Досье

В природе

Несмотря на то, что это одно из самых крупных существ на острове, диплодок относится к числу небольших зауроподов. Он компенсирует свои размеры и интеллект хорошо развитой максимальной скоростью и высокой выносливостью. Взрослая особь, как правило, достигает около двух третей от размера довольно крупного бронтозавра.

Диплодок ‒ это ещё одно существо, чьё продолжительное выживание на острове приводит меня в замешательство. Это крайне глупое и доверчивое животное, что часто приводит к фатальному исходу. Он, как правило, не убегает от хищников, даже после многократных атак, предпочитая вместо этого делать многочисленные безуспешные попытки подружиться.

По какой-то странной причине диплодок так сильно доверяет людям, что он, кажется, не будет давать им отпор… никогда!

Прирученные

В отличии от других крупных существ, меньший скелет диплодока не позволяет ему выдерживать седла-платформы. Вместо этого многие племена используют многоместное седло, которое позволяет перевозить диплодоку до 10 дополнительных всадников. Эти пассажиры часто используют оружие дальнего боя, чтобы защищать существо и атаковать доступных врагов во время движения!

Перевод: Ego & Yana Masur

«Южные варвары» на Вятке • Анна Новиковская • Научная картинка дня на «Элементах» • Палеонтология

На картине изображена так называемая «котельничская фауна», населявшая территорию нынешней Кировской области около 256 миллионов лет назад, в позднем пермском периоде. Там, близ городка Котельнич, было открыто местонахождение пермских ископаемых животных уникальной сохранности.

Появление «котельничской фауны» на территории нынешней европейской части России — результат великого перехода, когда в буквальном смысле целая экосистема пересекла пустоши суперконтинента Пангеи и дно высохшего Казанского моря, чтобы ступить на земли, которые в будущем станут Кировской областью. Встретить «гостей» там было практически некому: в результате глобального осушения климата около 257 миллионов лет назад в древнем Приуралье почти не осталось крупных животных, так что мигранты, прибывшие аж с территории современной Южной Африки, с комфортом устроились в своем новом доме и сформировали абсолютно новое сообщество.

Нишу крупнейших вегетарианцев в нем заняли разнообразные рептилии-парейазавры — на картине вы как раз можете увидеть целое стадо бородавчатых дельтавятий (Deltavjatia rossicus), преследуемых парой горгонопсов вяткогоргонов (Viatkogorgon ivakhnenkoi). Позиция более мелких потребителей растительной пищи досталась звероящерам-дицинодонтам — странным животным, представляющим собой нечто среднее между ящерицей и свиньей, с роговым «клювом», как у черепахи, и клыками-бивнями наподобие моржовых. И если вы обратите внимание на нижний правый угол картинки, то как раз увидите пару дицинодонтов, заметивших приближение хищного тероцефала. Это австралобарбары (

Australobarbarus) — «южные варвары» в переводе с латыни.

Столь «неблагородное» имя этот некрупный дицинодонт получил из-за своего происхождения: он принадлежит к семейству оуденодонтовых (Oudenodontidae), представителей которого до этого находили только в южных странах — Мадагаскаре, Малави, ЮАР, Замбии и Индии. Австралобарбар же — единственный член семейства, найденный так далеко на севере, и это, пожалуй, то немногое, чем он хоть как-то выделяется на фоне своих сородичей. В остальном это животное размером с небольшую свинью было вполне типичным дицинодонтом — приземистым, неповоротливым, клыкастым.

.. Ах, да, и еще с клыками-бивнями у него не всё понятно. Дело в том, что эти столь характерные зубы были найдены лишь у части черепов австралобарбаров, тогда как у всех остальных экземпляров их нет и в помине! К счастью, это не первый такой случай среди дицинодонтов, и, хотя прямых доказательств этому нет, можно предположить, что при жизни «клыкастые» черепа принадлежали взрослым самцам, а «беззубые» — самкам или неполовозрелым особям. Вероятно, у австралобарбаров «функционал» клыков был довольно ограничен, и если у самцов они еще могли сохраняться в качестве турнирно-ритуального оружия, то самки вполне могли прожить и без них.

Остальные зубы у этого дицинодонта присутствовали лишь в виде немногочисленных щечных рудиментов, что свидетельствует об общей примитивности строения: у его более продвинутых родственников клыки (в случае их наличия) оставались последними сохранившимися зубами, и пищу эти животные срезали или срывали «клювом», после чего перетирали ее об ороговевшее покрытие нёба. Благодаря этому они могли питаться даже очень жестким и малопитательным кормом, на который не претендовали современные им рептилии, а вот австралобарбар, скорее всего, до такой степени аскетизма еще не дорос и питался более мягкой околоводной растительностью. Из-за этого выжить в древнем Приуралье ему было не так-то просто: поскольку в поздней перми климат стал более сухим, а «блуждающие» реки то и дело меняли свои русла: одна и та же долина могла в этом году изобиловать пищей, а в следующем уже начать пересыхать из-за отсутствия воды. Возможно, по этой причине маленьким стадам дицинодонтов, подобно современным африканским слонам из пустыни Намиб, приходилось регулярно переходить с места на место в поисках новых пастбищ, и как только очередной «оазис» полностью истощался, животные вновь отправлялись в путь.

Род австралобарбаров включал два вида: котельничский (Australobarbarus kotelnichi

), получивший имя по названию городка Котельнич, отличался наличием заостренного гребня на теменной части черепа, тогда как у плоскоголового австралобарбара (Australobarbarus platycephalus), найденного там же, ничего подобного обнаружено не было.

Оба животных были довольно скромных габаритов по меркам южноафриканских оуденодонтовых, среди которых встречались виды размером с молодую корову. Череп австралобарбара составлял всего около 15–30 сантиметров в длину, общая длина тела варьировала от 60 сантиметров до метра. Никаких явных средств защиты у этих дицинодонтов не было, однако, судя по изобилию найденных окаменелостей, в своей экосистеме они не просто выживали — процветали. С более крупными дельтавятиями австралобарбары, судя по всему, в прямую конкуренцию за пищу не вступали: для парейазавров предполагается полуводный образ жизни и питание мягкими водорослями, тогда как дицинодонты, судя по строению конечностей, паслись на берегу и обживали прибрежные заросли.

Что же касается хищников, то долгое время крупнейшими плотоядными в котельничской фауне считались вяткогоргон и тероцефал вяткозух (Viatkosuchus sumini) — оба были размером с небольшую собаку. Впрочем, вяткозуха сильно подозревают в полуводном образе жизни и питании относительно мелкой бронированной добычей, например, рыбой, а вяткогоргон мог представлять серьезную опасность разве что для молодых и ослабленных особей австралобарбара, не говоря уж о дельтавятиях.

Лишь сравнительно недавно был наконец-то описан, судя по всему, доминирующий хищник котельничской фауны — крупный тероцефал горыныч (Gorynychus masyutinae), что был размером с волка (см. Горыныч и ночница — новые хищники пермского периода с берегов Вятки, «Элементы», 20.06.2018). Обладая черепом двадцатисантиметровой длины и поистине «волчьими» клыками, взрослый горыныч представлял смертельную угрозу даже для матерого австралобарбара, так что, вероятно, во время кормежки эти дицинодонты старались не терять сородичей из виду и сохранять бдительность, дабы вовремя заметить приближение опасности.

Судьба представителей котельничской фауны и их потомков оказалась очень разной: одни животные, например дельтавятия и вяткогоргон, благополучно выжили и закрепились на территории Восточной Европы, породив новые формы, тогда как крупным тероцефалам наподобие горыныча не повезло, и в течение ближайших миллионов лет их сменили горгонопсы. Уже во времена ильинского субкомплекса, 255 миллионов лет назад, тероцефалу сцилакозуху пришлось делить нишу крупнейшего плотоядного с не уступающим ему в размерах горгонопсом завроктоном, а еще позже появились гигантские иностранцевии, и после этого вплоть до конца пермского периода, когда появилась мегавайтсия, крупные формы среди пермских тероцефалов неизвестны (о завроктоне, иностранцевии и мегавайтсии см. картинки дня Убийца ящериц, Саблезубый звероящер и Мегавайтсия, ядовитый медведеящер).

История австралобарбаров тоже оказалась недолгой: последний из их ближайших родственников — иделезавр (Idelesaurus tataricus) — найден в отложениях ильинского субкомплекса, а в следующей за ним северодвинской фауне его место уже заняли более прогрессивные родственники из семейства дицинодонтовых (Dicynodontidae). Что же именно послужило причиной вымирания «зубастых» дицинодонтов и их последующего замещения «беззубыми» формами — сказать трудно. Возможно, дальнейшее осушение климата сократило площадь мест, пригодных для обитания австралобарбаров, а может, внесли свою лепту и перестановки в рядах хищников. В любом случае, вымирание уничтожило не только русских оуденодонтовых — на юге Пангеи ту же судьбу встретили и остальные представители семейства, что еще раз говорит нам об общности фаун единого суперконтинента, на бескрайних просторах которого одни и те же группы животных появлялись, расцветали и окончательно уходили в палеонтологическое забвение более или менее одновременно.

Изображение © Андрей Белов с сайта deviantart.com.

Анна Новиковская

метеориты, вулканы, зубы конкурентов — Троицкий вариант — Наука

Геохронологическа шкала фанерозоя. Мнемоническая шпаргалка: «Каждый Отличный Студент Должен Курить Папиросы. Ты, Юра, Мал — Подрасти На Четвертичку»

Каковы подлинные причины массовых вымираний биологических видов десятки и сотни миллионов лет назад? Ученые ломают копья, защищая разные гипотезы. На основании последних исследований можно предположить, что вулканы и метеоритные импакты не могли сами по себе погубить динозавров и птерозавров, но могли создать условия, в которых млекопитающим было легче всего вытеснить конкурентов и за довольно короткий по геологическим меркам период свести на нет поголовье бывших хозяев суши.

Мало селена — жизни нет

Ученые из Австралии в сотрудничестве с британскими и немецкими коллегами в журнале Science прямо указывают на связь вымираний с концентрацией минеральных веществ в океанских водах [1]. Минимум трем из пяти крупнейших вымираний в истории Земли (ордовико-силурскому, девонскому и триасовому) предшествует сильное снижение концентрации селена в морской воде. Напротив, периоды высокого разнообразия жизни совпадают с периодами высокой концентрации в морской воде селена, меди, марганца и цинка. Причины изменения химического состава сами по себе неочевидны: снижение концентрации кислорода в атмосфере, изменение подвижности тектонических плит. Возможно, в разных случаях имеют место разные причины или конгломерация причин.

Крупнейшие вымирания в истории Земли

440 млн лет назад — ордовикско-силурийское вымирание: исчезло более 60% видов морских беспозвоночных;
364 млн лет назад — девонское вымирание: численность видов морских организмов сократилась на 50%;
252 млн лет назад — «великое» пермское вымирание, самое массовое вымирание из всех, приведшее к исчезновению более 95% видов всех живых существ;
202 млн лет назад — триасовое вымирание, в результате которого вымерла по меньшей мере половина известных сейчас видов, живших на Земле в то время;
66 млн лет назад — мел-палеогеновое вымирание — последнее массовое вымирание, уничтожившее шестую часть всех видов, в том числе и динозавров;
34 млн лет назад — эоцен-олигоценовое вымирание.

Хочу отметить одно совпадение. Данные этого исследования неплохо согласуются с теорией Хелен Таппан из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе [2]. Она обращала внимание на то, что вымирание морских организмов может быть спровоцировано снижением притока минеральных веществ с суши. Сам же поток минералов с суши в море регулируется распространением наземных растений, предохранявших почву от эрозии. Причем дефицит селена может быть лишь одним из признаков снижения эрозии почв.

Так, середина девона (период, предшествующий девонскому вымиранию, которое, как уже сказано, сопровождалось дефицитом селена) — время сильного повышения разнообразия наземных растений. Собственно, древесные растения только тогда, в девоне, и возникли. В принципе сосудистые растения, видимо, появляются только в позднем силуре. Нельзя сказать, что на Земле совсем ничего не росло: крупнейшими наземными организмами (если это не специфические образования, появившиеся в результате захоронения органики) были огромные лишайники прототакситы, однако в роли борцов с эрозией они, видимо, сильно уступали сосудистым растениям.

В девонский период (419–359 млн лет назад) растения заполонили сушу

Мел-палеогеновому вымиранию, которое вроде бы не сопровождалось дефицитом селена, предшествовало распространение цветковых, склонных к травянистым формам (они как нельзя лучше образуют слои дерна и предотвращают эрозию). Пермскому вымиранию также предшествует изменение характера растительного покрова в пермском периоде — распространение новых древесных растений: хвойных, саговников, гинкговых, заселение водоразделов и прочее торжество сухопутной фитожизни.

Объяснение это не универсальное: материковый растительный покров в ордовике — т. е. накануне ордовик-силурского вымирания — в общем-то, отсутствовал, и ждать, что он сильно затормозит поток минеральных веществ с материков в океан, не приходилось. С другой стороны, всё же и в ордовике уже могли появляться первые «перехватчики» на пути минеральных веществ в океан — например, обитатели пресных водоемов (хотя для существования пресноводной фауны и флоры так же важен относительно низкий уровень эрозии).

Итак, исследование австралийцев посвящено вымираниям вообще, а с вымираниями в частности, в том числе с мел-палеогеновым вымиранием, всё несколько сложней.

Метеорит упал — не страшно, вулкан извергся — переживем

Долгое время импактная теория вымирания соблазняла кажущейся простотой объяснения: всё было хорошо, потом 66 млн лет назад свалилась глыба с неба — и вот началось вымирание [3]. Отметина от глыбы, 180-километровый кратер Чиксулуб, осталась на полуострове Юкатан в Мексиканском заливе и прилегающем к нему морском шельфе. Также в пользу гипотезы говорит повышенное содержание иридия в тонком слое отложений, относящихся к мел-палеогеновой границе.

Однако сейчас защищать эту теорию в чистом виде уже невозможно. Фактов, показывающих, что многие организмы прекрасно себя чувствовали и после того, как на Землю свалилась глыба из космоса, более чем достаточно. На юге нынешней Северной Америки — то есть не так далеко от падения Чиксулубского метеорита, именно там, где всё должно было вымереть в первую очередь бесповоротно и окончательно, — не кто-нибудь, а динозавры (если быть совсем точным, гадрозавры) сохранялись еще в начале палеогена. Об этом свидетельствует единичная находка, но сомневаться в том, что динозавры действительно выжили, не приходится [4]. Герта Келлер, палеонтолог из Стэнфордского университета, исследовала отложения выше иридиевого слоя и показала, что существенных изменений непосредственно после его образования не произошло; напротив, над иридиевым слоем накапливаются осадки, характерные именно для мелового периода, а не для палеогена [5]. Другие исследователи также выявляют области, где мезозойские отложения сохраняются в слоях выше иридиевого слоя (например, остатки, характерные для мезозоя аммонитов, встречаются в бореальных широтах), хотя в основном смена морских отложений довольно точно с иридиевым слоем совпадает. В общем, в одиночку Чиксулубский метеорит с мезозойской биотой никак бы не справился.

Герта Келлер, как истинный геолог и патриот своей науки, всегда была далека от того, чтобы признавать именно биотические факторы решающими в событиях, приведших к мел-палеогеновому вымиранию. Изначально она стояла на позициях чистого и беспримесного вулканизма, полагая, что динозавров и их мезозойских соседей по планете сгубили вулканы. Как раз граница мела и палеогена — время сильнейшего магматизма на территории нынешней Индии. Лава разливалась на огромном пространстве. Именно тогда образовались траппы плато Декан в западной и центральной части Индостана. (В районах траппового магматизма возникает ступенчатый рельеф и часто образуются водопады; термин возник от шведского слова trappa — лестница.)

Траппы плато Декан восточнее Мумбаи (Индия). Автор фото — Nichalp

Впрочем, гипотеза Герты Келлер о вулканизме как основной причине вымирания не подтвердилась. Вулканизм или, по крайней мере, начало вулканизма мезозойская живность переживает вполне спокойно (излияние даканских лав начинается где-то за полмиллиона лет до рубежа мела и палеогена). Тогда Герта Келлер выдвинула компромиссную теорию: мезозойскую биоту убивали не сразу, а постепенно, в несколько заходов. Черное дело на границе мезозоя и палеогена одновременно делали и вулканы, и метеориты (которых, вполне возможно, было несколько).

Метеориты и вулканы в сговоре

Недавно опубликованы результаты исследования, вроде бы играющие на руку новой гипотезе, — объяснение того, как были взаимосвязаны вулканизм и падение метеорита [6]. Суть теории проста. Вначале вулканы извергались часто и понемногу — это не приносило биоте никаких существенных неудобств. Но после падения Чиксулубского метеорита происходят серьезные изменения в вулканизме: вместо небольших, но частых извержений начинают происходить редкие, но гораздо более мощные и обильные лавой. Видимо, сейсмические волны от удара метеорита разрушили стенки мелких магматических камер, что привело к образованию огромной единой камеры, в которой магма накапливалась дольше, зато, когда она все-таки изливалась, последствия были намного разрушительней.

Вроде бы всё сходится. Однако не всё и не до конца. Можно сравнить события мел-палеогенового вымирания и вымирания пермского. Во многом они похожи. В пермский период вымирание также сопровождается мощнейшим вулканизмом, намного более мощным, чем во времена мел-палеогенового вымирания. Именно тогда — на границе перми и триаса — образуются сибирские траппы. Значительная часть современной Сибири была залита лавой.

Как и в случае с мел-палеогеновым вымиранием, магматизм в какой-то степени предшествует вымиранию и опережает его. Также характер магматизма мог измениться в результате падения метеорита (возможно, даже нескольких). К границе перми и триаса может быть близко время образования гипотетического кратера, ныне «спрятанного» под ледниковым щитом на территории современной Антарктиды. На этот период приходится и достоверно известный импакт: на территории современной Бразилии обнаружены оставленные им структуры. Кроме того, в геохимических процессах, сопровождавших пермское вымирание, могли участвовать залежи углеводородов и природных солей, с которыми взаимодействовала магма.

Крепкие зубы решают всё

Пермское вымирание оказалось самым грандиозным из когда-либо происходивших на Земле. И всё же его последствия для материковой биоты разительно отличаются от последствий вымирания мел-палеогенового. В результате мел-палеогенового вымирания полностью сменились господствующие классы позвоночных: на суше место прежде доминировавших наземных динозавров занимают представители субдоминантного сообщества — млекопитающие, а в небе птерозавров окончательно вытесняют птицы.

После пермского вымирания всё обстоит несколько иначе: хотя и понеся существенные потери, господами суши остаются терапсиды — предки современных млекопитающих, и лишь постепенно в течение триаса без всякой связи с катастрофами их оттесняют в малый размерный класс завроморфы (предки динозавров, птерозавров и других современных рептилий). И это несмотря на гораздо более катастрофические последствия. Более того, в самом начале триаса — непосредственно после катастрофы — наблюдается невероятное распространение одного представителя терапсид — дицинодонта листрозавра. Почему одна катастрофа не привела к смене господствующих сухопутных позвоночных, а другая привела? Причины надо, видимо, искать не в катастрофах, а в особенностях самих позвоночных и в их взаимоотношениях.

Перестройка в мезозойском материковом сообществе произошла задолго до вулканизма, падений метеоритов и всяческих их последствий. Изменения произошли вместе с распространением цветковых растений: оно привело и к появлению новых насекомых — опылителей, а также листогрызущих насекомых, новых мелких специализированных травоядных позвоночных, специализированных насекомоядных и специализированных на добывании тех и других мелких хищников. Очень широко известны размерами и тем, что не брезговали динозаврятиной, раннемеловые репеномамы. Однако это существа именно из раннего мелового периода: они жили еще тогда, когда динозавры вымирать даже не собирались.

Репеномам с детенышем пситтакозавра в зубах

Миллионы лет млекопитающие охотились на динозавровую молодь, но к катастрофическим последствиям это так и не привело. Динозавров, конечно, теснили по мере наступления цветковых, но отдельные их группы (гадрозавры) даже увеличивались в разнообразии. Однако подошла граница мела и палеогена, и всё изменилось. Что именно произошло? И если это связано с вулканизмом, то, спрашивается, как?

Возможно, специализация млекопитающих помогла им вытеснить динозавров. Во-первых, млекопитающие по самой своей природе отлично приспособлены к жеванию: у нас с вами есть приспособленные к перетиранию грубой пищи моляры, есть вторичный челюстной сустав. В общем, мы отличные жеватели. Среди динозавров (птицетазовых динозавров) тоже были формы, умеющие пережевывать пищу (гадрозавры, цератопсы), но не все; у ящеротазовых же динозавров жующих форм, насколько мне известно, не было вовсе. Так вот в кайнозое, как правило, формы млекопитающих с хорошо приспособленными к перетиранию растительного корма зубами (мощными молярами, коренными зубами, чья поверхность выглядит приблизительно как стиральная доска) появляются вслед за распространением лугов и полей. За одним исключением. В Южной Америке, где тогда еще не было никаких пампасов, млекопитающие с высокоспециализированными зубами возникли благодаря вулканической активности (что доказала Каролина Штромберг из Вашингтонского университета), несмотря на то что флора в палеогене там остается вовсе не степной: из-за загрязнения вулканическим пеплом и пылью перетирать их было не менее сложно, чем обильные фитолитами злаки [7].

Если вспомнить историю, то мы увидим: тероморфы подобные загрязнения переносят неплохо; тот же листрозавр распространился в начале триаса, может быть, именно потому, что изначально был прекрасно приспособлен откапывать и поглощать загрязненные землей корешки. После вулканизма конца пермского периода вулканический пепел распространился всюду и везде. Существо, которое и так было приспособлено перерабатывать загрязненные корма, оказалось в крайне выигрышном положении. То же самое можно, видимо, сказать о нижней границе палеогена: на рубеже мезозоя и кайнозоя из-за вулканизма и падения метеоритов практически вся флора на планете была периодически в состоянии немалой запыленности. Растительноядные млекопитающие, занимавшие малый размерный класс, и до того — благодаря распространению цветковых и их травянистых форм — были неплохо приспособлены к переработке требующей тщательного жевания пищи. Растительноядные же динозавры, во взрослом состоянии бывшие гигантами, специализировались, видимо, преимущественно на менее жестких листьях деревьев, а не на злаках или загрязненных пылью кормах.

В этих условиях мелкие растительноядные млекопитающие получили преимущество: у них корма прибавилось, у большинства же растительноядных динозавров — наоборот. К тому же из-за загрязнения атмосферы кратковременно распространились папоротники, на какое-то время вытеснившие даже господствующие к тому времени цветковые. Прежде папоротники ютились в нижних ярусах леса, где им было, несмотря на сумрак, комфортно, после того как они заимствовали (еще в юрский период) ген неохрома, позволяющий вести фотосинтез, используя красную и голубую часть спектра [8]. Так как папоротники населяли самые нижние ярусы леса, с ними были лучше «знакомы» мелкие растительноядные млекопитающие и представители энтомофауны и хуже — «возвышенные» динозавры. Распространение папоротников и сопутствующих им членистоногих также могло послужить неплохой подкормкой для млекопитающих.

Юрский период (201–145 млн лет назад). Север современной Германии. Малыш и взрослый Europasaurus holgeri, два Compsognathus и Archaeopteryx. Автор рисунка — Gerhard Boeggemann

Сравнительно мелкие растительноядные и насекомоядные млекопитающие становились всё многочисленней. Вслед за ними увеличивались в численности и охотящиеся на них (также пока некрупные) млекопитающие хищные. Рост численности мелких хищников, специализировавшихся на мелкой же добыче, означал и увеличение давления на динозавровую молодь, которая находилась как раз в том же размерном классе, что и млекопитающие. Так как взрослые динозавры в большинстве своем были, видимо, менее заботливыми родителями, чем птицы и млекопитающие (из-за огромной разницы в размерах между взрослой особью и детенышем), то такого резкого усиления давления на молодь они могли просто не выдержать.

1. Perkins S. Three of Earth’s largest extinctions may have been caused by loss of essential element. // Sciencemag.org. November 5, 2015.

2. Tappan H. Phytoplankton: below the salt at the global table. // Journal of Paleontology / Vol. 60, Issue 03. May 1986. P. 545–554.

3. Жуков Б. Приказано считать доказанным // Полит.ру. 8 апреля 2010 года.

4. James E. Fassett. New geochronologic and stratigraphic evidence confirms the paleocene age of the dinosaur-bearing Ojo Alamo Sandstone and animas formation in the San Juan Basin, New Mexico and Colorado // Paleoantologia electronica. Vol. 12. Issue 1. April 2009.

5. Динозавров погубил не астероид // Аммонит. ру. 30 апреля 2009 года.

6. Марков А. В. Радиоизотопные датировки подтвердили связь между падением Чиксулубского метеорита и усилением траппового вулканизма // Элементы. 5 октября 2015 года.

7. http://compulenta.computerra.ru/zemlya/paleontologiya/10005165/

8. Horizontal transfer of an adaptive chimeric photoreceptor from bryophytes to ferns / Ed. by David M. Hillis // Proceedings of the National Academy of Sciences. Vol. 111. N 18. May 6, 2014.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Почему эволюция — это не развитие | Вымершие животные вики

Итак, за всё время, что я здесь был, я часто натыкался на неверное понимание эволюции, будто это переход от простого к сложному. Не спорю, такое понимание эволюции было актуально, но очень давно. Да и касалось оно уровня организации организмов.

В принципе, это в своей основе верно. Потому что самые примитивные животные — губки, кишечнополостные и пластинчатые — имеют низкий уровень организации. Эти животные не способны на какие-то выдающиеся в плане организации или какой-либо деятельности достижения. Однако не всё так просто.

Венец творения?

Кладограмма животных. Хордовые и иглокожие оказались примитивней моллюсков и насекомых

Дело в том, что если рассматривать с генетической точки зрения, то мы, хордовые, уступаем первичноротым в эволюционном плане. Да и синапсиды (млекопитающие) в целом не отличаются по уровню развития от завропсид (птицы и рептилии). Отличия заключаются лишь в том, что люди являются самым прогрессивным в плане организации организмом среди млекопитающих. Однако многие животные не сильно уступают нам: у приматов, дельфинов, китов, различных птиц и насекомых, а также, если брать вымершие группы, трилобитов, немамальных синапсидов и нептичьих динозавров уровень организации довольно высок. Китообразные имеют свой «язык», гориллы и шимпанзе имеют свои собственные «детские сады», вороны узнают себя в зеркале, как и шимпанзилы, а про «коммунистические монархии» муравьёв и пчёл говорить не имеет смысла. При этом якобы они должны стоять ниже людей на эволюционном древе.

Генетическое древо синапсидов: офиакодон (похож на ящерицу), диметродон, биармозух (первый терапсид), горгонопс (с клыками), цинодонт, мамалиаморф кайентатерий, первый известный беременный терапсид, а также млекопитающие и некий тритилидонт

Как мы видим, по уровню организации судить не выйдет: развитые в пределах своей группы виды действительно будут обладать развитым социальным поведением. Однако группа в целом может уступать по другим критериям остальным, являясь довольно примитивной.

Выживает сильнейший?

Что же касательно эволюции, то тут наблюдаемый «прогресс» является лишь следствием адаптации. Для начала посмотрим на несколько примеров.

Аномалокарис

В первую очередь на аномалокариса. Его очень любят приводит в качестве аргумента против эволюции скептики. Не будем спорить, что это — действительно развитое животное. Однако многие другие кембрийские виды тоже не были примитивными. Сотни различных трилобитов тогда занимали ниши ракообразных и многих других морских животных. Однако аномалокарис и несколько других динокаридов — исключения. Основная часть — тамизиокарис, урсулинакарис и эригокасис — были фильтраторами. Лишь аномалокариды, хардииды и амплектобелуиды были активными хищниками, да и то не все.

Подробнее про аномалокариса

Конкретно аномалокарис был хоть и развитым на то время хищником, не был единственным. На него походили изоксисы, обладавшие такими же придатками и большими глазами. А также не стоит забывать таких же развитых мегахейрий и хименокарин, от которых произошли ракообразные. Да и трилобиты по меркам кембрия были уже полностью сформировавшимися животными с глазами и развитыми системами.

Близкая к трилобитам ксандарелла

То есть, уже в кембрии существовали довольно развитые животные. Однако вот незадача: несколько вымираний в течение кембрия и ордовика сократили их численность. Из всех артиропод до ордовика дожили только трилобиты, а динокариды пропали на несколько миллионов лет, «воскреснув» в девоне. Казалось бы, раз вы такие развитые и прогрессивные, то что мешает вам спокойно пережить всё это?

Ответ прост: не адаптировались. Те же кембрийские артироподы, несмотря на прогрессивность, не обладали достаточно прочным панцирем, как трилобиты. А динокариды специализировались как раз таки в основном на трилобитах и медлительных животных. Именно из-за адаптации жертв к давлению хищников и вымерли такие виды, как аномалокарис.

Горгонопс

А теперь переместимся в конец пермского периода. Эх, замечательное было время — сотни тероцефалов, горгонопсов, последние крупные парейазавры и первые предки млекопитающих — цинодонты. Однако около 252 млн лет случается Великое пермское вымирание. Что там случилось — непонятно. Каким-то образом возникло сильное загрязнение воздуха, повышение температуры и выброс магматических пород. В итоге исчезают почти все погрессивные группы: вымирает последний эвриптерид кампилоцефал, способный дышать на суше, а также последние глубоководные представители трилобитов, полностью исчезают близкие к морским ежам бластоидеи, аммониты гониатиты, большая часть брюхоногих моллюсков и рачков-остракодов, рыбы-акантоды, четырёхлучевые кораллы и огромное число синапсидов, рептилий, насекомых.

И тут опять мы видим, что прогрессивные группы вымерли с доживавшими свой век. Во-первых, это связано с размерами. Крупные хищники и травоядные уязвимы всегда, например, крупный вид листрозавра L. maccaigi, питавшийся исчезнувшими в то же время растениями глоссоптерами, а мелкий вид L. curvatus спокойно дожил до триаса. Кроме того, многие выжившие тероцефалы, рептилии и амфибии тоже были мелкими и невзрачными.

Листрозавр от Greco Westermann

Во-вторых, многие выжившие животные обладали интересными адаптациями. Так, архозавры вполне могли вести полуводный образ жизни, из-за чего их кормовая база расширялась в несколько раз в сравнение с наземными рептилиями. А развитые цинодонты обладали вторичным нёбом, что позволяло им дышать и принимать пищу одновременно. У нас, людей, к сожалению, эта способность отпала. А ведь раньше она спасла наших предков от смерти. Но самое интересное наблюдается как раз таки у листрозавров: благодаря исследованиям Меган Уитни и Кристиана Сидора удалось установить, что эти синапсиды впадали в спячку.

Удалось это установить благодаря обнаруженным линиям замедления роста на клыках, как у современных животных. Это позволяло листрозаврам, которые были не самыми развитыми дицинодотами, выживать в тех условиях, где его родственники вымирали.

Подробнее про листрозавра

Про мел-палеогеновое вымирание с исчезновением всех нептичьих динозавров, думаю, говорить смысла нет.

Птичку жалко

Дронт

А про дронта и других нелетающих птиц упомянуть стоит. У некоторых птиц утрата полёта связана с иными адаптациями: пингвины перешли на на полуводный образ жизни, а казуары, страусы и фороракосовые стали полностью наземными видами с хорошо развитыми ногами. Именно ноги являются основным средством защиты или охоты у этих птиц.

Про гигантских нелетающих птиц

Но у некоторых видов утрата полёта связана с условиями обитания. Такие птицы, как какапо, киви, моа, дронты и апторнисы, стали наземными жителями из-за отсутствия какого-либо давления. Единственными млекопитающими на их родных островах были крыланы — летучие лисицы. Каких-то крупных хищников там не было, разве что новозеландские орлы хааста могли представлять угрозу для различных крупных нелетающих птиц.

Динорнис

Таким образом, птицы деградировали, что сыграло с ними очень плохую шутку: как только на острова пришли люди, за ними последовали извечные спутники мореплавателей — крысы. Крысы, свиньи и другие инвазивные виды, завезённые людьми как специально, так и случайно, подрывали экосистемы полностью. Особенно сильно страдали нелетающие птицы: они становились жертвами крупных животных, а их яйца съедали крысы и другие мелкие пришельцы. Другие виды стали жертвой уже человека, так как их люди просто съели. А ведь если бы у тех же дронтов была бы возможность к полёту, шанс на выживание у них бы вырос в несколько раз. Хотя это тоже не факт: вымерших летающих птиц тоже сотни.

Про жертв человека и пришельцев

Подобные примеры деградации наблюдаются и у вымерших групп. Например, в меловом периоде был обнаружен примитивный член группы анурогнатид — веспероптерил. Как и остальные анурогнатиды, он занимал нишу насекомоядного хищника. Однако уже в раннем мелу птерозавров с их ниш начали вытеснять птицы — сначала в лесах, потом возле водоёмов. Тягаться с гигантами, вроде аждархид, птицы не могли, однако вытеснить соразмерных анурогнатид — вполне.

Веспероптерил

Таким образом, к середине мела птерозавры пришли в упадок: все мелкие и средние ниши были заняты птицами, а соразмерные им птерозавры отступили и начали деградировать. Скорее всего, это было связано со строением крыльев: птерозавры походили на летучих мышей, которые уступают в скорости большинству птиц.

Про анурогнатид

Заключение

Титанофоней

Как мы выяснили, природе плевать на прогрессивность с высокой башни, многие прогрессивные виды в разное время вымирали, не оставив потомков, а их примитивные родичи вполне хорошо переживали всё это, оставив после себя много потомков.

А тот прогресс, что мы с вами наблюдаем, является всего лишь адаптацией. Сначала на землю вышли бактерии, которые нашли здесь хорошие источники питания и дали начало почвам. Потом появились гигантские грибы, обосновавшиеся на этих примитивных почвах. Следом сушу начали осваивать растения, так как не было никакого давления извне.

Про гигантские силурийские грибы

Куксония. Иллюстрация из книги С. Наугольных «Встречи с доисторическими мирами»

И вот жили себе примитивные риниофиты, фотосинтезировали понемногу, увеличивая почвы и развиваясь. Для этого были все условия: и достаточно питательных веществ в виде углекислого газа и воды, и нет растительноядных животных, и конкуренции нет. Вскоре на землю вышли растительноядные примитивные арахноморфы или ракаскорпионы. Учитывая наличие кормовой базы, они быстро адаптировались к наземной жизни, после чего на поверхность обратили внимание развитые тетраподоморфы. Ввиду сокращения морей, некоторые рыбы научились дышать атмосферным воздухом. Поэтому некоторые тетраподы перешли на полуводный образ жизни, а потом уже и полностью перешли на сушу. Тогда, в позднем девоне, земля была чиста и многие ниши были не заняты, что и позволило ранним тетраподам начать эволюционировать в рептилий и синапсид. Но это уже совсем другая история…

А на сегодня всё. Подписывайтесь на канал, ставьте лайки, делитесь публикацией в соцсетях, заходите на вики и к нашему другу — Упоротому Палеонтологу.

Пермский период, 270 млн лет до н э., Гондвана Жаркое молчание дышало безветренным, сухим воздухом

ДО ЭДЕМА

Пролог

пермский период, 270 млн. лет до н. э., Гондвана
Жаркое молчание дышало безветренным, сухим воздухом.

Чистый, не остывший за ночь воздух постепенно накалялся. Певуче басили пролетавшие насекомые, тая чёрными точками в знойной голубизне. Сеть теней и светлых пятен перебегала по грубой, в тяжёлых складках, коже бегемотообразных листрозавров, тумбообразным лапам и сточенным грязным бивням. Свет проникал сквозь веки красноватыми сумерками. Сосредоточенно жмурясь, ящеры открывали крошечные налитые кровью глазки, окаймлённые сетью резких морщин и в них падала жаркая и светлая сине-выцветшая зыбь.

Фыркая тупоносой мордой, вожак немного потоптался. Медленным, мерным шагом двинулся в сторону водопоя. Стадо последовало за ним по холмистому полю, где в потоках света разливался золотистый бархат, разбегаясь знойными волнами.

Дицинодонты, щурясь от ветра и наклоняя лобастые ширококостные головы, спускались к почти пересохшему мутно-коричневому потоку. Морща толстую кожу в толстые складки, плюхались в грязь. Другие, раздвигая неуклюжими, массивными телами шуршащие хвощи, срывали увядшие ветви дикроидиума крепкими, костистыми клювами с бахромой расслаивающейся отвердевшей кожи. При их приближении поспешила ретироваться крокодилообразная амфибия пелтобатрахус, покрытая складчатым панцирем с бронёй из комьев засохшей грязи.

На склоне надсадно и хрипло перекрикивались ящерицы миллеретты, скрытые пыльно-серой зеленью глоссоптеров. А внизу, где навозная жижа липла к лапам, царствовало хрюканье и острый запах — разило грязной плотью, трясущейся от собственной тяжести. Громадные самцы в рубцах глубоких шрамов, нескладные малыши, чумазые самки — стиснутые в узком пространстве уродливо обвисших складок; разноголосый хрип, шорох трущихся тел. ..

Не подозревавших, что за ними наблюдают холодные, безжалостные глаза.

Вздрагивая, как струна, лиценопс осторожно склонился над следами. И, увидев добычу, трёхлетний светло-охряный самец крупных размеров мгновенно воспламенился гневом — оттенки запахов давно терзали крохотный мозг зверозубой рептилии ярким чувством голода и крови.

Глухая хищность ударила в голову жарким туманом.

Содрогнулись запылённые спины и понеслись вперёд по лужам и истыканной лапами слякоти, замычав десятками хриплых голосов, затопляя видимость чувством безотчётного страха.

Лиценопс сразу вонзил зубы в загривок ближайшего листрозавра. Тело вздрогнуло, трепеща конвульсивными движениями. Отчаянно загребая короткими, сильными лапами, попыталось вырваться, но голова оставалась в страшных тисках и только беспомощно тыкалась клювом, покрытым пузырчатой пеной ужаса. Лиценопс ещё сильнее сжал челюсти, удерживая бьющееся тело. Потом разжал зубы и шишковатая морда дицинодонта ткнулась в сухую землю равнодушным, тупым звуком. Последним воспоминанием листрозавра в этой жизни остался высоко взметнувшийся рыжий силуэт с вытянутыми для удара лапами.

Высокий крик стих, перехваченный солнечной тишиной. Голубое небо ткало жаркие сети теней.

Отфыркиваясь от взвихренного песка, лиценопс с минуту постоял над неподвижной тушей. Внезапная ярость развернулась утробным рёвом — грозным и долгим, с явным намерением бросить непокорное, мускулистое тело в погоню. Обнюхав тёплый, липкий затылок, повернул узкую морду, превращенную грозными клыками в сплошной оскал. Он смотрел вслед трусившему стаду, резко подрагивая коротким хвостом. Могучая мускулатура лам и бёдер казалась высеченной из светлого кирпича с .мелкочешуйчатым рисунком.

Лиценопс пошевелился, под сухой кожей плавно перекатились крепкие мышцы. Разинув пасть, хищник приступил к трапезе.

И спугнутая тишина вновь воцарилась над землёй, наполнившись шуршащими вздохами и монотонным цвирканьем насекомых.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЭРА ОБРЕЧЁННЫХ
Мезозой. Время, когда жизнь на Земле была особенно удивительной, богатой и разнообразной. Теплый климат и влажные низменности в долинах рек, покрытые пышными лесами.

И, конечно, всевозможные динозавры, пожиравшие друг друга, яйца, детенышей, бросавшиеся на себе подобных и затевавшие яростные драки.

Динозавры.

Само это слово действует на нас завораживающе, очаровывая, поражая и дразня воображение. Динозавры на картинках, открытках и марках, их скульптуры и игрушки… Хотя человек никогда не встречался с ними — последние из «ужасных ящеров» жили за 60 млн лет до появления первых человекообразных существ. До нас дошло весьма немногое — скелеты, яйца, следы и отпечатки кожи.

Попробуем представить себе мир этих диковинных существ. Обширные саванны, наполненные тучными стадами и тропические леса, где вершины деревьев содрогаются от резких вскриков, а в сырых полумрачных глубинах снуют стремительные рептилии, больше похожие на птиц, покрытых гладкой, чешуйчатой кожей. Динозавры правили Землей на протяжении 150 миллионов лет.

А потом их всех не стало.

С тех пор, как в 1842 году Р. Оуэн впервые произнес слово «динозавр», палеонтологами задаются вопросы — почему они вымерли?

На этот счет имеется более сотни гипотез — и взрыв сверхновой звезды с последующими потоками радиации, и падение астероида или целого кометного роя. Каждая из гипотез имеет как сторонников, так и противников с весомыми аргументами. Но почему вымирание затронуло именно динозавров, плавающих и летающих ящеров и морских беспозвоночных? Почему оно почти не коснулось крокодилов, птиц и черепах, многие из которых, кстати, гораздо старше? Так же абсолютно несостоятельны предположения об истреблении их млекопитающими или человеком. Не имеет почвы идея о причинах, связанных с неповоротливостью этих животных — вряд ли они были неуклюжи. Ведь, скорее всего, львиную долю фауны мезозоя составляли мелкие рептилии, иногда величиной с собаку — легкие и проворные.

Более убедительна гипотеза о постепенном вымирании мезозойских ящеров, продолжавшееся в течении нескольких миллионолетий. Поздний мел ознаменовался изменением географического лика планеты. Перемещения континентов привели к климатическим изменениям, что обусловило ухудшение условий для ящеров, привыкших к стабильному влажному и теплому климату. Животные, не способные адаптироваться к изменениям, лишились привычных условий обитания, что неблагоприятно сказалось на их дальнейшей эволюции. Скорее всего, этот кризис длился не меньше пяти миллионов лет, а может, и более. Казалось бы, это длинный отрезок времени, но за данный период образуется осадочный слой горных пород всего в несколько десятков сантиметров, что и создает впечатление скоротечности события. Самое главное, конечно, то, что вымирание не оказалось катастрофой для млекопитающих, все это время шнырявших под ногами ящеров.

Может, действительно, не было внезапной глобальной катастрофы? Ведь случаи массового вымирания имели место и в триасе, и в юре, и они достигали гораздо больших масштабов — например, в пермском периоде, когда исчезло 75 процентов всей фауны планеты. Еще в триасе вымерли выполнившие свой долг текодонты и прозавроподы. В юрском периоде исчезли рамфоринхи, едва переступили порог мела стегозавры, игуанодоны и ихтиозавры. До его конца не дожили диплодоциды, а в итоге исчезают плезио-, гадро-, птеро- и все прочие «завры».
триасовый период, 225 млн. лет до н. э.

Пангея, побережье океана Тетис

территория современной Бразилии
Самое первое воспоминание, хранящееся в памяти ящера, было эмоциональным.

Цепенящим и обжигающим.

Герреразавр не знал, откуда он взялся. Да он и не задумывался над этим. Он не помнил, как едва выбравшись из хрупкого мирка крапчатого яйца, бросился со всех лап в жаркую первобытную ночь. Не помнил, как забился в расщелину между камней, счищая с гладкого, блестящего тельца остатки скорлупы. И время от времени шипел на враждебный мир, щупая теплый воздух крохотным вибрирующим язычком. Герреразаврик не знал, что этот слепой подсознательный страх рожден инстинктивным чувством, заставляющим его бежать прочь. Потому что самка, уже отчаявшаяся поймать добычу, несколько дней рыскала неподалеку от кладки. И могла не упустить возможность полакомиться беззащитными тельцами детенышей собственного выводка.

Вскоре дрожь унялась, ящер успокоился. Возбужденный, голодный мозг впитывал первую информацию. Едва уловимые звуки, тончайшие запахи… И горячо дышавшая опасностью и смертью, темнота…

Внимание привлек монотонный звук мошкары. Этот звон пробудил чувство голода, заглушившее первоначальный страх. Забыв об ужасе, рептилия настороженно вышла из расщелины, трепетно ступая по остывающему песку. Раскачивая конической головкой, проворно метнулась на звук, в стайку толпящихся мелких насекомых и шлепнулась, не удержав равновесие. Прыжок получился неуклюжим, но эффективным — к клейкой слюне язычка прилипло несколько мошек. Герреразавр сделал еще несколько вполне результативных прыжков, относительно насытившись.

Ночь пролетела незаметно. К рассвету камни, где он прятался, остыли. Ящер стал вялым и малоподвижным. Лежа на песке, он время от времени приоткрывал веки, лениво наблюдая за светлеющим миром.

Едва в долину излились первые солнечные лучи, герреразавр медленно взобрался на камень, сонно щурясь на алый диск и разинув крохотную пасть — роговая полость изобиловала кровеносными сосудами, проходящими близко к нежной слизистой коже и хищник быстрее согревался. Он почувствовал в себе силы и уверенность.

Его маленькие, но крепкие и упругие мускулы сократились.

Вместе с поднимающимся солнцем в долине пробуждалась жизнь. Герреразавр иногда поглядывал вверх из-под камней, но там только покачивались от слабого ветра покрытые редкими почками стебли хвощей. А еще выше синело бездонное небо с блеклыми облаками.

Неожиданно в поле его зрения оказалось живое существо. Крохотный эораптор, озираясь пугливыми бусинками глаз, пробежал несколько шагов. Вздрагивая, остановился, присев на задние лапки, прижав передние к часто дышавшей грудке. При виде ящерки юный хищник вдруг ощутил возбуждение и ярость. Он было подался вперед, но осознал, что еще не в силах справиться с такой добычей. Уловив краем глаза фрагмент быстрого движения, эораптор, издав короткий писк, метнулся прочь, взрыв песок и вскидывая задние ланки под вытянутым в струну тонким длинным хвостом. Маленькие, еще не окрепшие мышцы герреразавра заныли от отчаянного напряжения, рот наполнила горькая слюна. Стараясь унять дрожь, ящер покинул убежище, жадно обнюхивая цепочку следов, затем направившись навстречу сырым запахам.

Он вышел к небольшому спокойному ручейку, отражавшем облака и заросли иглистых хвощей. Услышав знакомое жужжание, пробудившее аппетит, уже более уверенным движением щелкнул челюстями.

Завершив охоту и насытившись, он остановился у мшистого камня. Расположившись у мягкого пушистого бока, ощутил усталость. Инстинктивно забившись под камень, стараясь вернуть спокойствие и беззаботность жизни в яйце, прикрыл веки. Но впечатления первых часов жизни не давали уснуть, расплываясь в темном сознании. Ящер вздрагивал, принюхиваясь и закрывал глаза снова.

Его разбудил его звук осыпающегося песка. Кто-то проходил совсем рядом с укрытием. Осторожно и с опаской герреразавр выглянул из-за камня, вертя юркой головкой по сторонам, наткнувшись на небольшое зеленое существо, крадущееся к ручью. При виде молодого хищника текодонтоподобный лагозух застыл, вытянув четыре длинные лапки. Мускулы под тонкой кожей мелко дрожали, слабая дрожащая шейка вытянулась.

В мрачном мозгу герреразавр и ка вспыхнула молния ненависти. Лагозух молниеносно бросился наутек.

Это послужило сигналом для стремительного рывка.

Ящерица оказалась быстрее, петляя среди камней и герреразавр вскоре выбился из сил. Его переполняло ослепляющее бешенство. Возвращаясь к ручью, он бесстрашно зашипел на амфибию, вздыбившуюся при его появлении. Успокоился только под своим камнем, где пахло свежестью и нагретой землей. Он лежал почти неподвижно, время от времени отточенными движениями хватая пролетавших мимо мошек. Именно тогда он осознал, что даже маленький, представляет для многих существ этого мира серьезную опасность.

Быстро наступил вечер. От хвоста и кончиков лап медленно пополз холодок. Он разливался по телу, укутывая ласковым прохладным одеялом, замедлил биение сердца. Дыхание затихло и ящер уснул.

Как и прошлой ночью, в небе загорелись звезды. Они светили всю ночь под аккомпанемент треска остывающих камней, исчезнув в сереющем угре.

Пробуждение было постепенным. Медленно поднималась температура и пробуждалось сознание. По жилам пронесся трепет, разгоняя согревающуюся кровь, вздрогнули лапки. Сжались и разжались когтистые пальчики. До слуха донеслось шуршание хвощей. Еще не приходя в себя, герреразавр выбрался наружу. Солнечный свет заставил отпрянуть. Поморгав и выждав время, предпринял вторую попытку, принюхиваясь к запахам.

Приподняв голову над камнем, влажным от утренней росы, он огляделся. Вновь забившись под камень, затаился. Голод заставил настороженно застыть и сжаться, зорко смотря по сторонам, прислушиваться к шорохам и улавливать тончайшие запахи. Времени прошло немало, прежде чем он увидел детеныша эораптора на задних лапках.

Бросок.

Эораптор, отчаянно пискнув, кинулся прочь от метнувшейся к нему быстрой тени. Из под задних лапок полетели мелкие камешки и пыль…

…Дни летели быстро. Герреразавр вытянулся, подрос. Он стал сильнее и проворнее. Окрепли мышцы, тело стало сухим и поджарым, мелкие зубки превратились в хищные кривые клыки. Он научился мгновенно схватывать лагозухов и одним движением крепких челюстей перекусывать позвоночник под тонкой нежной кожей. А потом хладнокровно наблюдал за скорой агонией добычи. По утрам, выходя из укрытия, не торопясь сходил к воде и, опустив голову, осторожно касался поверхности, следя за разбегающимися кругами. Иногда ему удавалось схватить рыбешку. Ему нравилось бродить вдоль берега в зарослях плаунов — он чувствовал себя хозяином этого безмятежного укромного уголка. Поднимая голову, издавал грубый рык, далеко разносившийся по окрестностям. При этом звуке амфибии умолкали, цепенея от страха, становилось тихо и лишь слабый ветерок касался его ласково и нежно.

Утро встретило герреразавра у облюбованного камня, под которым он уже не помещался. На его коже скопились капельки росы и солнечные лучи, сфокусированные в прозрачных росинках, стали жечь. Пошевелившись, приподнялся, расправил конечности, покачался из стороны в сторону и. ощутив голод, понюхал насыщенный испарениями утренний воздух. Привлеченный запахом добычи, скользнул вперед, осторожно раздвигая носом стебли и подрагивая от колких прикосновений хвощей.

Эораптор попался ему сразу. Он успел издать только тонкий писк, как сразу затих. Его собратья тут же прыснули в разные стороны, провожаемые равнодушным взглядом молодого хищника.

Утолив голод, герреразавр вернулся к камням. Спал он долго. Уютная темнота заставила забыть о времени.

Пробуждение было неожиданным и ошеломительным, в содрогающейся земле и протяжных хриплых стонах — к водопою, степенно и неторопливо спускалось стадо каннемейрий. Вспрыгнув на валун, хищник злобно шипел, раскрывая пасть во всю ширь, размахивая конечностями и балансируя хвостом. Но каннемейрии не обращали на него никакого внимания — мыча, триасовые подобия жвачных вскидывали головы с широкими костяными воротниками и опускали клювастые морды вниз в поисках пищи, пуская тягучую слюну. С шумом ломая сочные хвощевые стебли, стадо прокладывало путь и, добравшись до воды, с шумом и фырканьем плескалось, тревожа тинистое дно.

Раздраженный герреразавр проводил их до ручья, с жадностью смотря на сопящих рептилий. Эта добыча выглядела ему явно не по зубам — он еще едва доставал головой до коленного сустава особи среднего размера. Утолив жажду, стадо перешло ручей вброд, отправившись на поиски нового пастбища.

Вскоре все стихло. Недовольно фырча, герреразавр побрел вдоль берега, обнаружив у обрыва глубокую нору с белесыми нитями корневищ на стенах. Осторожно нюхая воздух, с опаской вошел в пещерку, готовый мгновенно броситься назад. Куча прелых листьев, высохшие стебли… Здесь уже давно никто не обитал.

Жить в норе ему понравилось. Поблизости шныряло множество ящерок, охотиться на которых не составляло труда. Однажды он разыскал кладку яиц и устроил настоящий пир. Спрятавшись в тени, машинально хватал мошек. Здесь почти не имелось камней, зато в изобилии рос колючий хвощ, где приятно охотиться теплыми вечерами.

К концу второго года жизни ящер стал ленивее и медлительнее. Он был всегда сыт, однако стал испытывать беспокойство. Это был не страх и не голод — его глодало одиночество. Чувство понуждало выходить из норы не в поисках пищи, а искать нечто в глухих зарослях, испытывая волнение.

Тоска охватывала его все больше. Идя под древовидными папоротниками, он замер — его заставил остановиться таинственный шорох. Он насторожился и стал напряженно ждать. Принюхиваясь, втянул носом воздух.

Под корнями копошились маленькие комочки на подстилке из высохшей листвы. Герреразавр шагнул вперед, угрожающе разинув пасть. Перед ним находился выводок крохотных циногнатов, чьи родители удалились на поиски пищи. Детеныши встретили непрошеного гостя злобным шипением. Наклоняя голову, хищник рассматривал их со всех сторон и писк детенышей становился все громче, раздражая его.

Наконец, не выдержав, герреразавр устремился вперед.

Отчаянное пищание смолкло.

Забравшись в свою нору, он расслабился. Какое-то время чувствовал, как переваривается так легко доставшаяся добыча и вспоминал беспомощные тельца, тыкающиеся в края гнезда.

Проснулся он внезапно. Кто-то крупный и быстрый прошелся над убежищем. Потом пробежался еще раз — на ящера упало несколько песчинок. Инстинкт заставил сжаться в пружину. Сквозь аромат растений снаружи доносился резкий запах, порождающий забытый ужас, не испытываемый герреразавром уже давно. Он слышал чье-то ворчание и нетерпеливое поскуливание.

Не осознавая грозящей опасности, ящер подкрался к выходу. В нем опять проснулся сухой и горячий страх.

У норы стоял самец собакоподобного циногната, пришедшего по его следам. Вряд ли ему было знакомо такое чувство, как место – просто, обнаружив на своей охотничьей территории другого хищника, он стремился избавиться от конкурента. Вздрагивая головой, циногнат переступал на коротких сильных лапах, скаля клыки и мелко дрожа от возбуждения коротким хвостом.

Страх подкатился к широко раскрытым глазам герреразавра, наполняя пасть горькой слюной. Он изо всех сил старался вжаться в укрытие, но циногнат, уловив движение в темной глубине, принялся с рычанием расширять вход.

Слепой ужас захлестнул туманное сознание. Глухо рыкнув, молодой ящер стремглав бросился вперед.

Циногнат успел отпрянуть и тут же сделал стремительный выпад, сомкнув мощные челюсти на изогнутой шее противника, уже развернувшегося к тому, кто внушал ему столь безотчетный ужас.

В больших, черных глазах хищника отразилось солнце.

И, сверкнув, сразу угасло.

триасовый период, 203 млн. лет до н. э.

юго-восток Пангеи

территория современной Африки
Принюхиваясь, синтарсус осторожно приблизился к кривым корневищам, цепко впившимся в сухую обветренную землю. Его влек запах, доносящийся из норы. Слабый, едва уловимый, но все равно дразнящий тусклое воображение проворного ящера, мыслящего категориями неутолимого голода и потенциальной опасности.

Стайка синтарсусов затрусила друг за другом, стелясь над сухими, ломкими свечками хвощей. Кругом простирались выжженные, бесплодные равнины. Повалившиеся рубчатые стволы с ланцетовидными листьями курились в полуденной жаре после недавнего пожара. Увидев лениво размахивавших крыльями в знойном воздухе рамфоринхов, ящеры поспешили туда. Они обнаружили покинутое коллективное гнездо лесотозавров, окруженное гортанно кричавшими суетливыми птероящерами, спорившими из-за легкой добычи. Отогнав стервятников, они разбили толстую скорлупу, устроив пир. Неподалеку отыскался и труп матери, только что безуспешно пытавшейся защитить потомство.

Над засушливой триасовой саванной спускались быстрые сумерки. В них мелькали проворные силуэты динозавриков, возвращавшихся к становищу с недавно вылупившимся молодняком. Их животы были набиты, головы и шеи потемнели от засохшей крови. Вскоре они заметили, что к их норам подбирался старый матерый гетеродонтозавр — всеядный ящер, большую часть времени передвигавшийся на задних лапах. Он иногда останавливался, нюхая воздух. Подкравшись к норе, сунул туда голову и в го же мгновение, громко взревев, развернулся, щелкая клювом и отгоняя крупного синтарсуса, молниеносным укусом поразившего в правую ляжку.

К месту схватки уже сбегались другие члены стаи, а вожак, вторично цапнув пришельца, уже повис на его холке. Гетеродонтозавр, приседая, чтобы прикрыть чувствительный зад, попятился назад, не ожидая такой агрессии со стороны небольших ящеров. Вскоре стая уже торжествовала победу, подпрыгивая на месте и яростно чирикая вслед ретировавшемуся мародеру. Вскоре из норок показались и осмелевшие птенцы. С момента их вылупления стая перешла на кочевой образ жизни, следуя за мигрирующими стадами травоедов и поедая трупы павших животных.

На следующий день они целые сутки преследовали хромого самца массоспондилуса — предка гигантских завропод юрского периода, под вечер осмелившись напасть на больного зверя. Массоспондилус хрюкал, тряс головой на длинной шее и рыл землю лапами, стараясь отогнать назойливых зверьков. А те помахивали лапками в его сторону, нетерпеливо взвизгивая. Поняв бесплодность попыток, синтарсусы оставили намеченную жертву в покое, быстро прошмыгнув единой слаженной стайкой.

Но не ушли далеко.

Они умели ждать.

За две недели не выпало ни одной капли дождя, протухшие лужи попадались редко. Взвизгивая и щебеча, животные кружили и размахивали хвостами у высохшего пятна. Постояв, принюхиваясь и чирикая, побежали дальше за неуклюже переваливавшейся тушей прозавропода, часто отдыхавшего у папоротниковых зарослей.

Он услышал стрекот, заставивший поднять голову. Массоспондилус заметил пестрого зверька, скачущего по выветренному склону. Следом за ним бежали другие.

Ящер сделал выпад в их сторону и синтарсусы, радостно заверешав, рассыпались, словно стайка пугливых рыбешек.

На третий день массоспондилус слег.

Видя беспомощность хрипевшей жертвы, синтарсусы подходили ближе, кивая остроносыми головками и раскачиваясь на месте, стремглав отпрыгивая назад при каждом движении животного. С любопытством разглядывая, поворачивали головки под разными углами, вытягивая напряженные шейки. Наконец вожак вспрыгнул на хребет, быстро поклевывая сухую чешуйчатую кожу. Рядом вспрыгнул другой самец, претендуя на свою долю. Верхняя губа вожака приподнялась, ощерив клыки. Его голодный соперник тоже возбужденно зачирикал. Некоторое время они стояли, раскачиваясь и выжидая миг, чтобы вцепиться друг другу в морду. А через секунду катались по земле. В пыли виднелись только мельтешащие хвосты и стремительные очертания гибких тел. Когда с выяснением отношений было покончено, другие члены стаи осторожно приблизились к туше. Молодняк тем временем терпеливо дожидался, пока наедятся взрослые.

Пестрая окраска птенцов к тому времени уже сменилась бледными пятнами на изжелта-зеленовагом фоне, прекрасно маскирующем среди выжженной пустоши. Во время дневного отдыха после очередного перехода птенцы бродили вокруг взрослых, кувыркаясь и кусаясь. Иногда пытались прыгать, часто теряя равновесие и опрокидываясь. Они копались в сухих зарослях и щелкали зубами. Особи старших возрастов раскапывали кучи навоза мелких ящероподобных лесотозавров в поисках жуков и их личинок, а также подпрыгивали, хватая на лету и прихлопывая цепкими передними изящными лапками летающих насекомых.

Стада травоедов истощались, в пустошь приходил голод. Даже сухой помет гетеродонтозавров превратился в лакомство и животные жадно пожирали его, устраивая стычки у скудных кучек.

Одним раскаленным вечером, доведенные жарой, жаждой и постоянным недоеданием до состояния исступленной злобы, синтарсусы напали на еще одного тощего массоспондилуса, отставшего от стаи.

Началась травля.

Ковыляя, рептилия убегала. Она чувствовала боль в правой задней конечности и при ходьбе старалась не переносить на нее тяжесть тела. Прислушиваясь к звукам саванны, массоспондилус злобно шипел на мелких нахальных тварей, прыгавших вокруг, весело щебеча и размахивавших миниатюрными передними лапками. Потом стал гортанно звать на помощь.

Голодные рептилии кусали за исхудавшие ляжки, хватали за круп. Окруженный, он вертелся, стараясь встретить противников лицом к лицу. Озлобленное хрюканье массоспондилуса сменилось визгом — жертва бросилась наутек. Иногда останавливался, встречая настырных преследователей раскрытой пастью и пытаясь оборониться от мучителей. Он огрызался от одного, раскачивая головой на длинной шее с резко обозначившимися жилами, но сзади уже прыгал второй. По задним лапам прозавропода стекала кровь. Массоспондилус постоянно пытался прорвать кольцо маленьких зубастых пастей, истекающих слюной, а прыгавшие вокруг зверьки атаковали с боков и животное постоянно увертывалось от острых маленьких зубов, хватавших за круп и задние лапы. Пробежав некоторое расстояние, жертва останавливалась, открывая пасть. Слюна из нее длинной липкой нитью свисала до пыльной земли.

К вечеру нога, искалеченная нападением крупного хищника, распухла и теперь ящер вообще не мог на нее опираться. Он очень устал, его бока судорожно расширялись и опадали, серо-зеленая окраска потемнела.

Услышав стрекотание, динозавр вскинул голову, втягивая ноздрями воздух. Щебетание стало громче, по откосу поползли струйки песка. Потом он увидел копошившихся синтарсусов. с интересом разглядывавших больного зверя. Сильно припадая на раненую лапу, массоспондилус захромал прочь. Радостно верещавшие зверьки, нетерпеливо подпрыгивающие на месте, подбежали ближе. Ящер взмахнул длинным тонким хвостом, отгоняя хищников. Те отбежали, ритмично поднимая и опуская головы и, умываясь, почесывали передними лапками узкие длинные мордочки.

Прозавропод остановился.

Синтарсусы, возбужденно стрекоча и шипя друг на друга, стали подбираться. Стремительно приблизились, укусив за больную лапу. Жертва быстро хлестнула хвостом, попав по одному. Тот подлетел в воздух и упал, забившись в судорогах. Остальные отпрянули, раздраженно свистя. Повернувшись, они не выказывали никакого страха. Они ожидали, когда их жертва ослабнет. Массоспондилус опять взмахнул хвостом — синтарсусы отступили всего на несколько шагов, не собираясь сдавать позиций. Раненый ящер упорно запрыгал дальше, не обращая внимания на хищников, начавших пожирать живьем искалеченного собрата.

Наконец синтарсусы, осознав тщетность бесплодных попыток, оставили самца в покое — у того оставалось достаточно сил, чтобы постоять за жизнь. Злобно вереща, недовольные зверьки, коротко пересвистываясь, быстро упорхнули. Но все равно некоторые хищники время от времени подбегали к месту былой схватки, обнюхивая следы на изрытой земле и слизывая капли крови.

А утром, абсолютно не принесшем прохлады, вожак учуял запах разлагающегося мяса. Сунув морду в заросли спороносных шишек плауновых, он вытащил мертвое тельце одного из павших детенышей.

Мимо проковылял еще один птенец.

Бросок и быстрый укус.

Детеныш пронзительно запищал.

Синтарсус вскинул голову. С его окровавленных челюстей беспомощно свисали останки умервщленного малыша. К нему тут же подскочила старая самка и. схватив за крохотную головку, принялась тянуть, стараясь вырвать кусок мяса из пасти сородича.

С тех пор хищники частенько убивали и поедали слабых птенцов. Молодняк старался держаться подальше от взрослых охотников, ослепленных голодом и не делавших различия между куколками насекомых и легкодоступным потомством — наоборот, молодое мясо оказалось более привлекательным.

Под голубым куполом раскинулись пологие холмы и опаленная земля потрескалась. От немилосердно палящих лучей спасения не находилось нигде. К вечеру синтарсусы наконец нашли полуразложившуюся тушу и долго рвали тухлое мясо, измазавшись кровью. Они оставили только обглоданный скелет с трепетавшими чешуйками грубой шкуры на высохших костях.

А утром вновь направились вглубь полупустыни, где остатки иссохших невроптеридовых папоротников воевали с дымящейся пылью. Она поднималась в горячий воздух под порывами обжигающего ветра и вновь оседала на землю, покрывая ее толстым ковром.
юрский период, 170 млн лет назад

побережье Вельдского озера, западная часть Гондваны

территория современной северной части Германии
Мегалозавр проснулся, когда солнце уже перевалило через зенит, оставив следы многочасового господства в виде пылающего неба. Зевнув, рывком поднялся с мохового ложа и расправил могучие затекшие мышцы. Мелкие хищники упорхнули в разные стороны, едва между пожухлыми воздушными корнями мелькнул грозный приземистый силуэт.

Возле султанов пальметт, топча высохшую траву, закапчивали вечернюю трапезу камптозавры, лениво пуская липкую слюну.

На полуобглоданной туше бронированного сцелидозавра пировали птерояшеры. Усмотрев легкую поживу, сверху пикировали другие, оглашая пампу квакающими возгласами. Начался ужасный переполох. Крылоящеры сгоняли друг друга, размахивали крыльями, рвали толстую кожу когтями, подпрыгивали на месте, взлетали и снова садились, без устали бросая безобразные, отвратительно резкие вопли. Их крики и привлекли внимание громадного хищника. Сопровождаемый стайкой вертлявых ящериц, он подошел к мертвому животному, показал желтые акулоподобные клыки и молча вонзил в мясо.

Насытившись, динозавр поднял тяжелую голову, одним ударом которой ломал позвоночник взрослого камптозавра, понюхав воздух. Легкий ветер донес кроме запаха травы, испепеленной беспощадным зноем, запахи свежего помета дриозаврид. Облизнув окровавленные губы, неторопливо двинулся по тропе, ведущей к водопою.

Стайка археоптериксов прыгала по глинистому берегу, оставляя на мягкой почве петроглифы тонких следов. Склевывая мошек и личинок, затеяли возню у выброшенной на берег распухшей рыбины, уже начавшей издавать зловоние. Перепархивая по камням, поклёвывали белую брюшину. А потом, вереща, брызнули в разные стороны от выскочившего из папоротниковых зарослей компсогнатуса. Озлобленно шипя, размахивая цепкими передними лапками с острыми коготками, маленький хищник ходил вокруг дохлятины, с чириканьем раскачиваясь и словно не веря удачной находке.

Мелодично посвистывая, археоптериксы блестели глазками повёрнутых набок голов; взмахивали грязно-бурого цвета с серыми, переходившими в сине-красное, крыльями. Один из них, недовольно попискивая, спустился по шершавому стволу ниже. Прильнув к коре, согнулся, готовый взвиться к вершине. Взбешённый компсогнатус бросился к копью глоссотериса. украшенному зелёными перьями, заставив археоптерикса сделать оборот вокруг рубчатого ствола. А затем, распластав хвост, птицеящерица перепрыгнула на соседнее дерево. Лишь в воздухе затрепыхалось оброненное изогнутое перо.

Мохнатые стволы кайтониевых папоротников, увенчанные пучками гигантских сложноперистых листьев, сливались в арочные громады, свешивая гирлянды ползучих эпифитов до изящного кружева низкорослого подлеска и узловатых корней. Вокруг них вскидывали веера, зонтики и иглы разнообразных хвойных. А в просветах, наполненных густой зеленью теней и золотыми пятнами, сверкали кусочки озёрной глади.

Археоптериксы спланировали на отмель. Впереди затуманенной полосой тянулся узкий противоположный берег. Поверхность озера со змеешейными силуэтами плезиозавров-криптоклеидусов слегка дымилась. Густые тени трепетали пестротой причудливых пятен.

Сильный ток мутно-зеленой воды смыл все сомнения — такую волну могло поднять только плывущее крупное существо. А значит, опасное. Стая снялась с места и мгновенно синхронно изменила полет прочь от мускулистой груди мегалозавра, спускавшегося по откосу. С шумом втягивая душный воздух, хищник ступил в грязь и река встретила его фонтаном брызг, взметенным под хриплый, раскатистый рев.

Слюна заблестела меж кривых клыков молодого крокодила, подстерегавшего добычу на мелководье. Мегалозавр изогнул толстую чешуйчатую шею. увенчанную остромордой головой с маленькими черными глазками. Приоткрыв пасть, чудовище предупреждающе зарычало и крокодил, раскрыв челюсти, начал пятиться назад. Оттолкнувшись перепончатыми лапами от тинистого дна, метриоринх заработал хвостом, возвращаясь к середине реки и поднимая пенные бурунчики.

Археоптериксы вернулись к давно облюбованному дереву, пронзив стену непроходимой сельвы. перевитую травянистыми и одревесневшими лианами. Здесь в воздухе сгущалась пряная сырость, лесная мелодия приглушённых шорохов плела тонкую сеть пробуждавшейся тишины. В верхушках деревьев распевали протяжные, жалобные песни длиннохвостые крылоящеры, а под корнями упивались разгрызанием костей какие-то мелкие хищники.

Густой запах земли щекотал ноздри и горло археоптерикса бросило неуверенный, резкий посвист. Он смотрел на маленькие, узкие протоки и блеск песчаных отмелей слепил глаза. Светоголовые рамфоринхи держались у берега, нарушая пустынную тишь безумно-пронзительными воплями. В их зубастых челюстях, роняя влагу, трепетало живое серебро.

К вечеру археоптериксы перебрались к равнине, устроив пиршество на усыпанном плодами дереве. Обнаружив на толстом суку гефирозавра, опять затеяли крикливую возню, оглашая предлесье возмущенными выкриками. Стрекоча чешуйками по коре, сонная ящерица спустилась ниже, стремясь найти другое укрытие, но пичуги еще долго порхали над травянистыми зарослями, высматривая злейшего врага.

Наступал час, когда вечер удлинял тени и тише звенели цикады. Линия леса, прерываемая раскидистыми вершинами, уходила в скалистые отроги. Короткое бормотание и приглушённое кваканье птерокрылых рамфоринхов звучало сердитой настойчивостью.

Ночь безмолвствовала. Покачивались, переминаясь, камптозавры, где-то вдалеке слышался рев и хрип. Басовитый рык переполошил птицеящеров и они еще долго не могли успокоиться, вспарывая зловещее безмолвие резкими вскриками и заставляя камптозавров раскачивать шеями в надежде высмотреть скрытую непроглядным мраком опасность.

На прогалинах играли серебристые блики, неясные тени кустов едва выделялись среди стены джунглей.

Шорох тяжелых лап.

Грозную, нависшую над сонным миром тишину, взорвало низкое, глухое рычание.

Совсем близко.

Археоптериксы перепорхнули на более высокие ветви, разглядывая среди пятен кустов контуры грузного животного и слыша его ровное, чуть хрипловатое дыхание. Слышали это и волнующиеся сцелидозавры, топчась на месте и издавая предупреждающее сопение.

Под мегалозавром хрустнул сучок, в темноте блеснули зеленым огнем ужасные глаза — хищник наклонил голову, искоса поглядывая на камптозавров.

И тут археоптериксы сорвались с места, начав назойливо кружить над ящером — так, как они недавно докучали старому ленивому гефирозавру. Душераздирающим воплям птиц ответили фырканье горбоносых рептилий, вопли и недовольное чириканье газелеподобных дриозавров. Замотав головой, рассерженный хищник издал последний рык и, качая приподнятым хвостом, нырнул в затрещавшие кусты.

юрский период, 148 млн. лет до н. э.

Лавразия, западное побережье океана Панталасса

территория современной Аризоны
Широкая тропа проходила между скалами к ложбине, куда скатывался водопад. Хищный двуногий орнитолест обогнул ее, спустившись к тонкой серебристой нити, падавшей с отвесной скалы в каменистую расщелину. Разлапистые кроны древовидных папоротников бросали тени на ровную площадку с четкими трехпалыми следами ящеров, приходивших на водопой.

Орнитолест пил чистую, прохладную воду, задирая остроконечную голову вверх. Капли стекали по подбородку, пятная рыхлый песок.

Рядом надменно заквакала лягушка.

Быстрый выброс, укус острых зубов и песня оборвалась. Небольшой хищник потряс мордочкой и дискоглоссус безжизненно обвис. Разжав челюсти, орнитолест, наклоняя голову в разные стороны, обнюхал добычу.

Едва вылкпившись из яйца, он уже был готов самостоятельно добывать пропитание и прятаться от врагов. Инстинкт безошибочно подсказывал, как поступать в той или иной ситуации – если кто-то меньше или слабей, то догони, поймай и съешь. Другое дело, если противник сильнее – тут следует убегать и прятаться. Орнитолест являлся великолепным мастером маскировки: полосы и пятна на глянцевито блестящей коже делали его почти незаметным в раскачивающихся неясных тенях, что помогало незаметно подкрадываться к жертве или таиться от врагов.

Одной лягушки оказалось мало. Ящер поднялся по склону холма к редким скоплениям низких беннеттит. Там он увидел молодого камптозавра. Приподнимаясь на задних лапах, рептилия флегматично обгладывала перистые листья. Прячась за россыпью крупных валунов, орнитолест стал приближаться к добыче. Изредка останавливаясь и осторожно выглядывая, опираясь о камень цепкими передними лапками. Камптозавр не чуял опасности, спокойно пережевывая зелень.

Камни кончились. Орнитолест секунду потоптался на месте, приготавливаясь к атаке.

И прыгнул.

В тот же момент отпрянул всхрапнувший камптозавр,. Когтистые лапы орнитолеста задели по его мускулистой ляжке и соскользнули, оцарапав бурую пятнистую кожу. Отчаянно ревя, камптозавр понесся прочь. Провожая убегавшего травоеда жадным взглядом, орнитолест злобно зашипел вслед. Встревоженные камптозавром, неподалеку затрубили громадные сейсмозавры, обрывавшие верхушки деревьев. Раскачивая титаническими шеями и щелкая длинными хвостами, сгрудились в кучу но, успокоившись, снова разбрелись по склонам. Один из них – годовалая самочка, недавно примкнувшая к кочующему стаду взрослых сородичей, подошла к кустам, скрывавшим молодого хищника. Орнитолест видел, как она разгребает мягкую почву и вырывает острыми зубками корешки беннеттит.

Она подошла очень близко.

Хищник не раздумывал. Высокая спина находилась на расстоянии прыжка.

И он прыгнул. Всеми когтями вонзился в теплую шероховатую кожу, впившись клыками в тонкую шейку. Юная самочка, ослепленная ужасом, с надсадным ревом направилась к взрослым животным. Орнитолеста бросало из стороны в сторону, но он, цепляясь, грыз мясо, пока не натолкнулся на пульсирующую жилу, рванув клыками.

Самочка сейсмозавра не добежала до стада. Замедлив ход, с хрипением грузно завалилась набок. Едва оглушенный орнитолест выбрался из-под придавившей туши, как сразу пустился наутек – на него, разъяренно трубя, неслись взрослые самцы, выбивая пыль и волнообразно раскачивая грозными хвостами. Хищник прыснул под прикрытие тенистых кустов. Сейсмозавры, обнюхав труп, сердито мычали, тряся головами и кружа вокруг.

Они охраняли мертвое тело до наступления темноты, отгоняя назойливых птерозавров. Орнитолест терпеливо ждал. Зная, что добыча уже никуда не денется.

Он пировал почти три дня, устроившись рядом с тушей и время от времени рыча на слетавшихся к падали надоедливых пальцекрылых стервятников. Он наедался мясом и был вполне счастлив. Пока в один из дней не заметил приближение крупного ящера с безобразной бородавчатой мордой, украшенной коротким тупым рогом на носу. Вскочив на полуобъеденный труп, угрожающе зашипел, расставив передние лапы и во всю ширь разинув зубастую пасть.

Цератозавр остановился, немигающе смотря на обнаглевшего хищника. Запах разлагающегося мяса дразнил обоняние — его давно мучил голод. Наконец, оценив размеры опасности, молча пошел вперед, втягивая воздух ноздрями и приоткрыв пасть с обильно выделяющейся слюной. Поняв, что угрозы действия не возымели, орнитолест ловко спрыгнул с останков и отбежал на безопасное расстояние, продолжая раздраженно шипеть. Не обращая внимания на нахала, цератозавр приблизился к туше и, еще раз оглядевшись по сторонам, уперся в нее задней лапой, принявшись рвать мясо. Его ноздри мерно раздувались в такт могучему, глубокому дыханию.

Несколько дней орнитолест плутал по лесу, охотясь на мелких насекомоядных зверьков, разгребая их норки носом и лапами. Он умел разыскивать хитро спрятанные в траве и листве гнезда других динозавров — яйца являлись для него особым лакомством. Он забирался в густую чащу, где охотился на подрастающую молодь -юные рептилии, чьи неокрепшие лапки не спасали от быстрого свирепого хищника, постоянно попадались ему в зубы. Но однажды ему встретился след другого орнитолеста. Вскоре он нашел место, где чужак настиг и растерзал молодого стегозаврика — от рептилии остались только окровавленные кости и спинные пластины. Такого орнитолест стерпеть не мог. След привел к норе под корнями древовидного папоротника, где обитал чужак после сытной трапезы. Хозяин этих мест чуял его запах, однако он понятия не имел, что этот запах принадлежал его собственной матери.

Раздумывать ящер не умел. Он был хищником. Яростно чирикая, стоял у норы, не решаясь сунуться внутрь. Наконец самка выглянула наружу. Пырская, вздыбилась, стараясь показаться больше и сильнее. Это не остановило ее отпрыска.

Они прыгнули почти одновременно. Самка была крупнее и опытнее, но старее. И молодой орнитолест уже не раз ловко укусил ее за задние лапы. Противники отпрыгивали в стороны и вновь наскакивали, сшибаясь грудью и норовя вцепиться в горло.

В кустах послышалось шумное дыхание крупного зверя и бойцы разбежались в стороны. Подмяв перолистные верхушки низкорослых саговников, на прогалину неторопливо вышел стегозавр. Огромные кожистые ромбовидные пластины на его спине покачивались в такт каждому движению. Низко опустив коническую голову на толстой шее, стегозавр, фыркая, пил из лужи с зеленью застоявшейся воды. Шмыгнув в кусты, орнитолест некоторое время смотрел на гиганта, занявшегося обедом, а потом вернулся к норе. Соперницы уже и след простыл.

Хищник занял отвоеванную нору. Ближе к вечеру пошел ливень, заставив ящера отсидеться в глубоком узком убежище. Его сильно мучил голод. С рассветом он покинул логово, отправившись на поиски пищи. Рыскал по лесу долго и напрасно — дождь, щедро ливший всю ночь, смыл запахи. Наконец уловил теплую струйку и набрел на кучу свежего, еще дымящегося помета. Ящер все время втягивал воздух, чтобы не потерять след и чутье вывело к поваленному гинкго. Бесшумно вскочив на толстый ствол, сквозь ветви с вееровидными листьями он увидел ярко окрашенного лобастого самца газелевого дриозавра, ощипывавшего хвою. Как орнитолест был ни голоден, сразу напасть он не решился. Вскоре голод пересилил боязнь перед крупной добычей. Тело хищника вытянулось, движения стали настороженными, четкими и стремительными. Когда дриозавр очутился прямо под ним, орнитолест припал к стволу, подобрав задние лапы к передним. Он не видел жертву и выглянуть не смел — если дриозавр успеет увидеть его раньше, то может защититься. А крупный самец, вступивший в брачный период, с сильными лапами и хвостом, весьма серьезный противник. Прыгать приходилось вслепую — на сопение и треск веток.

Передние и задние конечности одновременно оторвались от ствола. Перед глазами мелькнула листва и сразу навстречу поднялась широкая пятнистая спина. Орнитолест вцепился в нее когтями, сомкнув челюсти на шее.

Взбрыкнувшись, дриозавр в ужасе заревел и, сломя голову с выпученным глазами, понесся сквозь заросли. Орнитолест не разжимал зубов, чувствуя стесненное дыхание, раздувавшийся и опадающий горловой мешок, биение пульса, стекающую по деснам кровь. Держал до тех пор, пока не почувствовал, что жертва слабеет и вместе с ней не ткнулся в сырую землю.

Потом он некоторое время отдыхал у добычи, слизывая теплую кровь, сочащуюся из истерзанного горла. Восстановив силы, принялся за обед а, насытившись, решил устроиться неподалеку. Через несколько шагов он обнаружил во влажной почве четкие отпечатки. Терпкий запах, исходящий от них, насторожил хищника. Пройдя вдоль цепочек, орнитолест недовольно зашипел — душный запах возвещал, что совсем недавно здесь прошла стая цератозавров. Не раз орнитолесту приходилось бросать пойманную добычу и спасаться бегством от более крупных хищников, но цератозавры были тем опасны, что охотились группой и ящер неоднократно наблюдал, как стая этих быстрых, полосатых кровожадных рептилий с головами, увенчанными рогами, нападали на отбившегося от стаи сейсмозавра. Сам он в прошлом году спасся от них только благодаря тому, что забился в лазейку между камнями, куда не смогла пролезть ни толстая морда с горячим дыханием, ни широкая тяжелая лапа с мощными кривыми когтями.

Орнитолест устроился в гуще низких плаунов. В сумерках сделал вылазку за кормом. Слабый запах цератозавров продолжал держаться и хищник осторожно обошел следы. Налетел легкий ветерок, черные тени деревьев бесшумно задвигались, в черной глубине леса что-то зашуршало. Мимо ящера желтой полоской метнулся проворный зверек, исчезнув в полумраке. Динозавр не стал за ним гнаться. Подойдя к мясу, с остервенением начал отрывать куски, поминутно осматриваясь и обнюхивая воздух.

Окончить ужин он не успел, услышав тяжелые шаги. Не выясняя, кто приближается, галопом помчался в спасительную чащу. Отдохнув в каменистой россыпи, прислушался. Покинув холодную каменную россыпь, по узкой тропке спустился к неширокой реке, окаймленной непролазными джунглями. Поднявшийся ветерок донес свежий солоноватый запах близкого океана.

Приблизившись к реке и пугливо озираясь, орнитолест успокоился. Над ленивой гладью с гулом реяли крупные стрекозы и трепетали в призрачном танце стайки поденок. По воде постоянно разбегались круги. Подойдя к воде, хищник различил быстрых рыбешек, сновавших у самого берега.

Он застыл, пристально наблюдая за стремительными движениями. Навис над спокойной поверхностью, приоткрыв пасть и готовый молниеносным выбросом схватить серебристую мелочь. Но сам не успел отпрыгнуть от густой зловещей тени, поднявшейся из сонных, безмятежных глубин.

Всплеск, ослепляющие брызги, метнулись стальные челюсти. Гибкое тело хищника высоко подскочило и забилось, заметалось, захлестало в смертельной схватке крепких челюстей гониофолиса. Клыкастые тиски сдавили грудь. Орнитолест рванулся, издав испуганное чириканье. Он извивался от бешеной, невыносимой боли, силясь вырваться и яростно грызя бесстрастный панцирь, стиснувший тело.

Длинная судорога волнисто пробежала по изящному, стройному телу от головы к хвосту. Глаза погасли.

Крокодил держал добычу еще некоторое время даже после того, как она затихла. А потом, шлепнув по воде гребнистым хвостом, развернулся прочь от берега.
юрский период, 135 млн. лет до н. э.

побережье мелководных морей Лаврентии

территория современной Баварии
Ранним утром деревья на берегу реки небольшого заливчика окутались легким зеленоватым туманом. По мелководью спокойно бродили игуанодоны, переваливаясь на толстых лапах, кивая головой при ходьбе и чуть припадая при каждом шаге к земле; по тине бегали юркие компсогнаты, покачиваясь на высоких топких ножках и весь берег испещряли крестики следов их когтистых пальцев.

Но вот игуанодоны загоготали.

Из зарослей бесшумно выходили большие серые ящеры, передвигавшиеся на четырех толстых лапах. Степенно и важно они входили в воду в поисках пищи. Не обращая внимания на важно расхаживающих игуанодонов и быстро перебегавших с места на место хлопотливых желтоватых компсогнатов с черными галстуками на шеях, опускали головы в воду и выныривали, держа в зубах гирлянды озерных водорослей, с которых стекали мутные струи. Время от времени на крутобокие туши диплодоков и игуанодонов с темно-зеленой кожей, покрытой коричневыми пятнами неправильной формы, присаживались мелкие птерозавры, соревнуясь в полете с крупными стрекозами.

Шумно разбрызгивая воду и вяло пережевывая водоросли, диплодок безразлично смотрел на безостановочно скачущих компсогнатов. Время от времени опускал голову, набирал полную пасть растений и мелкой водяной живности. Выныривал, процеживая воду толчком языка через частокол зубов и проглатывал мелкую пищу. Он и не подозревал, что за ним давно наблюдают.

В густой тени, высоко подняв голову и выпрямившись, притаился аллозавр. Со статным, крепким телом, выпуклой грудью и упругой шеей. Его широко расставленные ноги твердо упирались в землю, а во всем кряжистом облике ощущалась неукротимая первобытная свирепость. Он с жадностью смотрел на серые туши, приподнятые хвосты и вытянутые шеи.

Шумно сопя, диплодок наклонил голову, погрузив ее в теплую воду, пахнущую тиной и моллюсками.

В ту же секунду хищник бросился из засады. В несколько мгновений самка аллозавра вихрем преодолела расстояние до жертвы и прыгнула ей на спину.

Диплодок почувствовал удар в бок. А потом от боли и ужаса в глазах померк свет. Гортанно замычав, он метнулся в сторону, сминая хвостом прибрежные хвощи. Не удержавшись, аллозавр слетел со спины, разрезав кожу острыми когтями. Вспрыгнув на ноги, хищник вытянул сильную шею и громко взревел, широко разинув клыкастую пасть. Стадо тем временем с переполохом ломилось сквозь заросли.

В безжизненных глазах аллозавра вспыхнул огонь. Оббежав жертву и вспенивая воду, ящер попытался прыгнуть еще раз, возбужденный запахом крови. Но диплодок уже приготовился к контратаке. Изогнув шею, без размаха хлестнул хвостом. Аллозавр не успел увернуться, попав под обжигающий удар хлыста. Опять оказавшись сбитым с ног, он восстановил равновесие, теперь уже удалившись на более безопасное расстояние. Настороженно качая поднятым в воздух изогнутым длинным хвостом, диплодок хрипло мычал, готовясь обрушить новый удар. Но самка аллозавра, прихрамывая и огрызаясь, направилась прочь.

Вечер застал раненого молодого диплодока на одном из многочисленных заболоченных островов. Перепуганное стадо ушло уже далеко и ящер не мог догнать сородичей. Раны на боку и спине саднили и кровоточили, привлекая кровососущих паразитов. Чтобы унять беспокойство, причиняемое щекочущими по живому мясу прикосновениями, ящер заходил в воду, валялся в грязи и чесался о толстые стволы, сдирая клочья коры.

Солнце опускалось за горизонт. Над водой проносились легкие серые облачка тумана. Они окутывали остров, обдавая диплодока сыростью.

Издалека прозвучали трубные клики, приглушенные расстоянием. Ящер знал, что стая там, впереди. Он еще долго стоял, высоко подняв голову, раздувая ноздри, напряженно вглядываясь в сгущавшуюся тьму и напрягая слух в надежде услышать знакомые голоса.

Он стоял так всю ночь.

В лесу было темно и сыро. Ветер сюда не проникал. Гладкая черная вода блестела, отражая полную луну. Мрачные таксодиевые обступили болото тесным кругом, их широкие лапы шатром нависли над самой водой. Темнота не пугала гиганта — он различал во мраке все окружающие предметы, от его глаз не ускользала ни одна тень.

Здесь царила тишина. Лишь изредка напряженный слух ящера улавливал мягкий шорох в глубине темной чаши. Вытянув гибкую шею, прислушивался и оглядывался. В ночной тиши изредка слышался тихий плеск барахтавшихся озерных обитателей.

А потом во мраке явственно хрустнул сучок.

Диплодок медленно развернулся к берегу.

Из густой черноты на него в упор смотрели два глаза, мерцающих желтоватым огнем. Диплодок хотел зареветь, но судорога сдавила горло. Он порывисто рванулся назад, тут же услышав треск сучьев под ногами удалявшегося зверя.

А наутро, осмотрев болото, диплодок двинулся вперед, ломая хвощи.

Плавно и тяжеловесно.

Он шел почти весь день, отмахиваясь от насекомых, круживших вокруг ран. Издавая стоны боли и отчаяния. Вдалеке раздался ответный гогот. Это придало ящеру сил. Он замычал громко и радостно, но ответа не получил. Продолжая идти по холмистой саванне, крикнул еще раз.

Ответа не слышалось.

К вечеру, отчаявшись и выбившись из сил, он остановился у рощицы араукарий. Сквозь сон завропод слышал только неясный гул ветра, игравшего в ветвях. Во сне он забыл свое одиночество. Ему казалось, что он находится среди родной стаи. Ему даже слышалось протяжное мычание табуна.

Утром побрел сквозь туман, прислушиваясь к далеким крикам птерозавров.

И наткнулся на кучи свежего помета.

Воспрянув духом, диплодок прибавил шагу. Он уже не среагировал на шумную стайку птицеподобных динозавров, спугнутых внезапным появлением колосса.

И увидел стаю, пасущуюся на речной отмели. Трубящие самцы, живописно изгибавшие шеи самки и беззаботные малыши. Замычав, диплодок поспешно зашагал вперед.

Самка аллозавра, преследовавшая раненое животное, разочарованно всхрапнула. Покачавшись на пружинистых лапах, вернулась к трупу павшего игуанодона, найденного прошлой ночью.

В лесу послышался хруст сучьев.

Из чащи осторожно высунулась громоздкая тупоносая голова. Ноздри сжимались и расширялись, стараясь уловить запах врага.

Зверь замер.

Самец аллозавра припал к земле, исследуя глубокие отпечатки когтистых лап. Потом вскинул голову, смотря на самку, терзающую неподвижную тушу на поляне. Услышав звук, она настороженно застыла, смотря по сторонам. Ветер дул прямо от самца, поэтому аллозавриха не могла учуять незваного пришельца. Убедившись в отсутствии опасности, вновь вернулась к добыче.

Аллозавр скользнул вперед.

Распахнув челюсти и вытянув голову, он низко опустил голову, оскалив клыки.

Самка не успела защититься. Сильный удар в грудь опрокинул ее на землю. В то же мгновение челюсти соперника вонзились в шею. С остервенением мотая головой, он стремился сломать позвонки, однако толстый хребет и крепкие мышцы не позволили достичь победы легко. И все же слабость постепенно охватывала тело молодой самки. Почувствовав, что противник обмяк, аллозавр отпустил врага. Зубы разжались и самка свалилась в низкорослые папоротники, скребя землю когтями. Отскочив назад, чужак, поворачивая голову, хладнокровно смотрел за смертью конкурента. Когда конвульсии прекратились, с опаской подошел ближе и укусил еще раз, для верности…
Маленькие буро-зеленые аллозавры лежали в уютном логове на мягкой моховой подстилке под корнями вывороченного дерева. Юные хищники долго ждали прихода матери, однако она не возвращалась.

Через несколько часов птенцы почувствовали сильный голод и стали отчаянно пищать. С каждой минутой писк становился громче. Мать, всегда приносившая теплое вкусное мясо, не приходила. Они еще не научились охотиться самостоятельно — самка только начала таскать в гнездо раненых животных, позволяя птенцам приканчивать добычу самостоятельно.

Наконец, когда голод стал невыносим, один из птенцов сам отправился разыскивать мать, оставив других в гнезде. Он вылез из логова и, тычась мордочкой в выступающие из земли корни, заковылял вперед.

Он двигался в полумраке, ступая по пористой мшистой почве. Наткнувшись на параллельные следы в грязи, направился по ним, обнаружив свежие испражнения травоедов.

Спрятаться в редколесье трудно. Безуспешно попытавшись поймать вертлявых ящерок, зверек вышел к спокойной тинистой заводи. Спугнув крупную многоножку, заглотил дохлую рыбешку. Потом зашел в воду, где сновали головастики дискозаврисков. Юный хищник внезапно ощутил ярость. Быстро сунувшись вперед, он умудрился схватить хвостатую личинку с бледными перистыми жабрами.

Насытившись, он выбрал сухое местечко под ветвями огромного саговника, примял брюшком мох и лег, вытянувшись па мягком ковре. Через несколько минут он уже крепко спал.

Через три года из чудом выжившего птенца вырос тяжелый, сильный зверь. Он стал настоящей грозой для обитателей леса, охотясь на непоседливых быстрых гипсилофодонов и флегматичных неповоротливых колючих полакантусов. Набирая мощь, аллозавр расширял владения. В одном из таких походов он наткнулся на стаю сородичей.

Весь отряд состоял почти исключительно из самок. Только громадный старый ящер замыкал шествие своего гарема и никто из самок не мог отстать или повернуться, сразу встречая оскорбленное рычание и блеск клыков.

Аллозавр не стал примыкать к стае — он привык бродить один. Его угрюмый и необщительный характер уже не раз испытали на своей шкуре другие хищники, забредавшие на его охотничью территорию. Он никого не подпускал к местам кормежки. Вечером опять учуял запах охотящейся стаи. В нетерпении взрыл землю задней лапой, задрал горбоносую, длинную морду и, храпя, смотрел вверх. Скосив глаз, наблюдал за чирикающим крылатым диморфодоном, выковыривавшим из коры толстых жирных личинок. Потом с фырканьем и сопением приютился на жесткой лежке. Опустил кожистые веки. По его телу прошла длинная волнообразная судорога — динозавр спал.

Во сне он видел мать и братьев, игравших на ровной поляне, залитой солнцем. Они постоянно боролись, опрокидывая навзничь и пробуя зубы. Мать спокойно смотрела на их забавы, нежно облизывая с головы до лап шершавым языком.

Вдруг самка громко фыркнула, коротким тревожным рыком подзывая птенцов. Нежные хрюкающие звуки, исходящие из ее глотки, сменились грозным сопением. Детеныши кинулись к ней, ловко перепрыгивая через поваленные стволы. Один из них прыгнул за братьями, но неловко зацепился за дерево и скатился вниз.

Мать сразу же вернулась к нему. Страшно щелкнули мощные челюсти с кривыми клыками и целюрозаврид, шипя, отскочил назад…

Аллозавр теперь все чаще уходил со своей территории, без всякой цели бродя по лесу. Но каждый раз возвращался к стае, исподтишка наблюдая за сородичами. Нечто странное творилось с ним — его одолевала тоска.

В стае появились крепкие малыши, приведенные самками. Аллозавры переходили с места на место, следуя за меняющими пастбища травоедами. Вскоре хищник заметил перемену — предводителем стаи стал крупный, стройный молодой самец, наверняка завоевавший это право в жестокой схватке со старым вожаком. Ящер не знал, что это был его брат, уцелевший благодаря тому, что сожрал своих собратьев послабее.

Солнце стояло в зените. У заболоченной реки виднелось стадо диплодоков, ощипывавших молодые побеги и над долиной непрерывно стояли их короткие низкие крики, а в водной глади отражались грациозно изгибающиеся шеи.

С каждым днем шея аллозавра прибывала в толщину. Тугие мышцы на ней вздувались и топорщились крупные чешуи. Тоска гнала его с места на место. Он беспокойно рыскал по лесу, менял лежки; опустив длинную морду к земле, разнюхивал забытые следы. Неутолимый огонь жег его изнутри. Не разбирая дороги, забыв об отдыхе, беспокойно скитался по лесным холмам. И когда в небе догорала вечерняя заря, совершенно терял над собой власть. Динозавр вскидывал голову и в лесу гремел глухой отрывистый и страшный рев. В нем чувствовалась скрытая угроза и вызов на смертельную битву.

Вечером никто не откликнулся на его зов и ящер успокоился. Холодная вода ручья, вымочив грязное брюхо и охладив разгоряченную, надорванную глотку, погасила боевой пыл. Чутье обострилось, вернулась привычная осторожность.

Он вышел на берег, втянул воздух. И почувствовал тревогу.

Хищник опустил морду к земле — по ней только что прошел его сородич, пометив папоротники резко пахнущей мочой.

Раздувая ноздри, он шагнул но следу. Чем дальше, тем след пах сильнее.

Ярость заклокотала в груди гигантской рептилии. Шумно расплескав ржавую воду с конфетти зеленой ряски, он двинулся вперед, мускулы напряглись.

Светлело. В низкое небо уперлись вершины деревьев. Прямо в морду моросил теплый дождик, отскакивая от бронированных щитков на жесткой спине.

Стремительно огибая деревья, ящер вышел на ровную прогалину и бешено, неистово взревел, изливая тоскливую ненависть и вызывая на бой.

Ему ответили.

Сдерживая клокотание у горла, вожак стаи взял с места широким, размашистым шагом.

Скала ударилась в скалу.

Грудь в грудь, обдавая друг друга обжигающим дыханием.

Ящеры сплетались шеями, стремясь вонзить клыки в горло. Толстые когти ушли в землю, мышцы раздулись, глаза налились кровью. Воплощения слепой ярости встретились на утрамбованной площадке, а самки скрывались в чаще. Они ждали, пока самцы выясняли отношения.

Шумно и жарко дыша, громадные звери ворочались на прогалине в страшных усилиях. Уродливые тени дрожали и двигались на взрытой земле.

Ворча, аллозавры попятились друг от друга. Яростно фыркая, вожак рыл когтями почву. Его глаза встретились с мутным взором взбешенного чужака, видя вздутую шею и низко склоненную голову. Одиночка выжидал удобного момента, чтобы, сделав стремительный выпад, вцепиться врагу в горло, сбить на землю и рвать клыками. Его поблескивавшие глаза ловили каждое движение. Тяжелая голова делала чуть заметный поворот, едва соперник делал шаг в сторону.

Вот он подался вперед и вожак подобрался. Но это был хитрый прием — хищник отпрянул назад, а противник сразу ринулся напролом, стремясь раздавить, сокрушить, подмять, растерзать…

Проворное движение, быстрый укус.

Одиночка повис на вожаке. Ноги, не в силах удержать надрывную тяжесть, подогнулись. С захлебывающимся хрипом вожак завалился набок, а мощные когти победителя, опьяненного жаждой крови, уже барабанили по рухнувшей туше, вбивая в землю кожу и мясо. Через несколько минут от ловкого и грозного хищника осталась только бесформенная истерзанная туша.

Безумие прошло, страсти улеглись. И самки привыкли к новому предводителю.

меловой период, 97 млн. лет до н. э.

Обский бассейн

территория современного Китая
Кругом уже стало тихо, но возбуждение после недавней стычки с самцом еще не прошло. Самка сиамотирануса чувствовала, что он еще где-то близко. Оглашая охотничьи окрестности угрожающим ревом, она лежала в тени раскидистого гинкго. На склонах гор шумели деревья, шелестела потревоженная ветром листва и совсем рядом едва слышно звенела мошкара. А все живое, слыша гневное рычание страшного хищника, стихло.

Затаившись, джунгли ждали…

Наконец самка встала с лежки. Удовлетворенно вытянувшись, потерлась о грубую кору дерева. Мошкара, потревоженная вторжением в их облако массивного тела, улетела.

На ветку дерева сел пестрый катайорнис, повертел черным клювом и запел. Его пение разнеслось над лесом, тая в дрожащих волнах полуденного воздуха. Протяжная мелодия заставила молодую хищницу выбраться на свободное пространство и птица, тревожно вскрикнув, резко вспорхнула с ветки, оглашая тропический лес пронзительными воплями. Высокие звуки резали слух и самка сиамотирануса качала головой, провожая летящий силуэт недовольным рыком.

Обнюхивая землю, рептилия неторопливо шагала к ручью, широко разлившемуся после недавнего ливня. Она ступала легко и почти бесшумно, настороженно вскидывая голову при каждом шорохе. Но ее все равно учуяло стадо уткоглавых бактрозавров, пасущихся в папоротниковых зарослях. Гогоча и ломая хрустящие стебли, они стали уходить по берегу, стремясь укрыться в спасительных топких зарослях. Глупый детеныш, отбившийся от родителей, побежал не в ту сторону, вылетев прямо на тропу и встретившись с голодным хищником. При виде врага мелко задрожал и мешочки над его ноздрями поднимались и опадали, прилипая к плоскому клюву. С трудом оторвавшись от бесстрастного гипнотизирующего взгляда, бактрозаврик растопырил трясущиеся лапки и изо всех сил бросился прочь, подбрасывая высокий круп.

Сиамотиранус среагировал на движение. Мягко снявшись с места, самка бросилась следом, топча жесткий хвощ. В ее горле клокотала дикая ярость. Отчаявшийся детеныш плюхнулся в воду и сразу же нырнул, гребя перепончатыми лапками. Не раздумывая, хищница ринулась за ним, вода залила глаза. Разочарованно взревев, она неукротимо рыскала по колено в воде, баламутя дно и рассекая воздух сильным хвостом с поперечными полосами. Увлеченная погоней, она не заметила, где скрылась такая вроде бы легкодоступная добыча… А бактрозаврик, забившись в тесное пространство жестких стеблей, испуганно и облегченно смотрел на яростно мечущегося по берегу хищника, слыша его свистящее дыхание и протяжные трубные звуки сородичей.

Выбравшись из воды, самка пошла прочь, оставляя мокрый след. Бешенство, душившее ее, заставляло не замечать прыскавших из под ног ящериц и возбужденно спешащих, неуклюже переваливавшихся крокодилоподобных хампсозавров. Она оглушительно взревела, запрокинув голову.

В ту ночь она спала беспокойно. Ей снилась араукария, под которой она проводила брачные игры со старым самцом. Вспоминала его шумное дыхание, игривые укусы и тяжесть тела на своей спине.

Утром самка проснулась от нетерпеливых истошных вскриков непоседливых пситтакозавров. Они бойко и суетливо расхаживали неподалеку от ее укрытия. Пара самцов, похожих на громадных ощипанных попугаев, воинственно выясняли отношения, грозно щелкая мощными клювами и поднимаясь на сильные задние лапы. Хищница безучастно отнеслась к шуму, спокойно подрагивая мышцами — пситтакозавры довольно быстры, а если она и настигнет одного, то такой сравнительно мелкий ящер вряд ли утолит ее голод.

Но переполохом заинтересовался и теризинозавр, похожий на наземного ленивца кайнозоя. Доковыляв до кустов, поднялся на дыбы и, притянув передними лапами с длинными когтями, большую ветвь, принялся обгладывать листву. Время от времени, не прерывая трапезу, внимательно оглядывался тупоносой головой на длинной шее. Хищница наблюдала за ним, оставаясь незамеченной. Неторопливые, спокойные, уверенные движения теризинозавра ее не раздражали. Полускрытая пышными верхушками зарослей, она смотрела на ящеров.

Внезапно она вспомнила о голоде. Проглотив слюну, вытянулась и напряглась, поводя головой и оценивая расстояние для броска.

А потом ринулась вперед.

Безошибочно и изящно.

Пситтакозавры, истошно визжа и шелкая клювами, бросились врассыпную. Теризинозавр, бросив качающуюся ветвь, попытался спастись бегством. Самка быстро догнала его, ударив плечом в бок и, опрокинув, сразу вцепилась в мускулистую шею. Теризинозавр пронзительно вскрикнул, по его телу пробежала предсмертная судорога. Продолжая разглядывать искалеченную тушу, она фыркнула и, нагнув тупую морду, принялась тщательно ее обнюхивать. Потом неторопливо подняла громадную голову. На маслянистом глазе дрогнула пленка века.

С наступлением сезона дождей самка сиамотирануса все чаще стала испытывать тоску. Одиночество нервировало ее, заставляя быть более хищной. Она до изнеможения рыскала вдоль берега ручья, распугивая горбоносых археоцератопсов. Тоска властно захватывала ее, остро и безжалостно предрекая о некоем близящемся событии. В такие теплые ночи ей не хватало чистого воздуха и мерцающих звезд, прячущихся в густых ветках. Она неподвижно лежала под деревьями, медленно и лениво вспоминая прожитое. Но перед глазами пробегали только существа, которых ее появление приводило в неописуемый панический страх. Она лежала и в ее немигающих глазах отражались загоравшиеся в высоком небе звезды и иногда затмеваемые быстрыми тенями пальцекрылых фобеторов.

Первые лучи радостно выпрыгнули из-за горизонта, тени упали на мускулистое полосатое тело. Солнце быстро согрело камни и листва, умытая росой, заблестела сочно и глянцевито. Открыв глаза, самка сквозь дрему смотрела на пробуждающийся мир, Над головой раскачивались ветви, за стволами по пересеченному пространству утренней саванны шел табун бактрозавров. Стадо пробиралось сквозь заросли, гогоча, хрюкая, брызгая слюной и проламывая телами влажное сплетение листьев, а детеныши пили мочу из луж, оставленных взрослыми особями. Два длинноногих мелких хищных ящера, затеявшие возню у самого носа самки, заставили ее щелкнуть изогнутыми зубами и рептилии сразу бросились прочь.

Опять зачастили дожди, приносившие облегчение от назойливой мошкары, но убивавшие запахи. Прохладные струи заливали удобные углубления. Часто гремели грозы, потом становилось холоднее, чернеющее небо чертили длинные молнии. Пообедав хангайэмисом — вернее тем, что она смогла извлечь из крепкого черепашьего панциря, самка сиамотирануса вернулась к лежке, шипя на дующий в глаза ветер. Глядя на ветви, вновь начала тосковать. Это чувство одиночества являлось захватывающим и беспокойным, переполняя томительным ожиданием. Ее плотная упругая кожа, недавно блиставшая золотисто-коричневыми отгенками. теперь поблекла. Нервно приподнимая тяжелую голову, самка чутко прислушивалась к шорохам, слышимым в вечерней тишине. Прикрыв глаза, стала дожидаться утра…

Все чаще рептилия впадала в оцепенение — двигаться ее заставляло лишь чувство голода. В поисках пищи ей теперь приходилось проходить значительные расстояния. Однажды, возвращаясь под дерево, она вдруг нашла то, что уже несколько дней подсознательно искала.

Глубокая впадина среди вековых секвойи, засыпанная мягкой хвоей. Это место стало ее новым логовом. И хотя оно находилось вдалеке от пастбищ пситтакозавров и бактрозавров, хищница не покидала его.

Однажды она проснулась от странных болезненных ощущений. Они делали ее нервной, каждое движение причиняло невыносимую боль. Извиваясь, она терлась брюхом о землю. Неподвижно застывая на одном месте, распрямляла измученное тело, напрягала изо всех сил мускулы таза, стремясь выдавить из себя нечто, рвущееся изнутри. Ближе к полудню ей стало совсем невмоготу. Она отчаянно и неистово завозилась на месте и тут же с облегчением почувствовала, как под ее хвостом стала лопаться расползающаяся кожа. На некоторое время она застыла в блаженстве, но родовые судороги тут же снова скрутили ее.

А потом, недвижно возвышаясь у холма из ветвей, листьев и хвои, хранящем в теплых недрах пять отложенных яиц, самка сиамотирануса погасила вспыхнувшее разочарование. Намучившись за день, хищница печально смотрела в сгущавшиеся сумерки, в которых грусть необычно уживалась с предчувствием новых солнечных дней.
меловой период, 78 млн. лет до н. э.

восток Лавразии

территория современной Канады
Черная тень ородромеуса, мчащегося галопом во весь опор, мелькала на фоне лапчатых листьев папоротников, залитых светом поднимающейся луны, а за ним неутомимо следовал Одноглазый. Чуть поодаль бежали Пестрая и Щербатый. Они мчались во всю прыть, воинственно приподняв жесткие прямые хвосты.

Расстояние между быстроногим ородромеусом и дейнонихом сокращалось с каждой секундой и вот уже Одноглазый вцепился в толстый, раскачивающийся круп. Спустя мгновение вся троица уже прыгала вокруг травоеда, стремясь схватить его за лапы и бока. Жертва развернулась к ним, делая выпады массивной головой. А сумрак высылал новых хищников. Все новые охотники прибывали, бросаясь кусать и рвать, опьяненные запахом крови и, спустя минуту, сбитая с ног, туша ородромеуса полностью скрылась под покровом грызущихся и грозных стремительных силуэтов. Когтистые лапы яростно чертили воздух, хвосты бешено метались по сторонам. Под конец расправы подоспел и прихрамывающий Двупалый, присоединившийся к кровавой трапезе. Вечернюю тишь наполнило жадное рычание, торжествующий рев и надрывные, душераздирающие вопли жертвы.

Солнце полностью опустилось за конус потухшего вулкана. В лунном свете виднелись черные вереницы стад неповоротливых четырехногих тенонтозавров, у кладок яиц резвились рогатые цератопсиды, а сквозь тростники на окраине озера пробирался табун утконосых коритозавров. Небо наливалось темными красками.

Одноглазый — доминирующий самец, с охоты возвращался первым. Хотя и левую сторону его морды избороздил длинный шрам, полученный в результате многочисленных стычек за еду и самок, это не мешало властвовать над стаей — ему никто не смел становиться поперек дороги. И в связи с травмой старый самец ходил, слегка кособочась и выставляя вперед здоровый глаз.

Дейнонихи вернулись в Гнездовище, неся в зубах обрывки мяса, где их встретили изголодавшиеся резвые детеныши с крупными морщинистыми головами, на дрожащих задних лапах. Недавно вылупившиеся птенцы еще часто на ходу качались и, спотыкаясь, падали. Они неуклюже ковыляли за старшими, а те постоянно опрокидывали малышей на спину. Тыкая носами, вылизывали им нежное брюшко. Сейчас хищники редко питались падалью, а с момента вылуплепия молодняка ородромеусов, почти не утруждались нападением на крупных особей, предпочитая задрать отбившегося от табуна малыша. В этот сезон дейнонихи выходили на охоту по вечерам или на рассвете, днем же отлеживались в Гнездовище, где малыши возились у кустов, а взрослые прятались в тени.

Стая Одноглазого и Пестрой насчитывала девять охотников и полдюжины птенцов. Через пару дней малыши уже уверенно держались на ногах и их любопытство росло. Когда на них падала тень облака или пролетавшего птерозавра, они, перепуганные, кубарем неслись под защиту кустов. Утром, учуяв резкий запах, Пестрая подняла голову с уродливо рассеченной верхней губой и вскочила с негромким клокочущим рычанием, подавая сигнал тревоги. Обнюхивая землю, мимо Гнездовища прошел большой хищный альбертозавр. Увидев хищников, издал вибрирующий рокот и с плавной стремительностью зашагал прочь, чуть раскачивая по сторонам тяжелой головой.

В полдень прошел дождь, долину к вечеру залил низко стелющийся туман со смутные силуэтами гребнеголовых коритозавров. Задира, самая рослая из вылупившегося помета, принялась играть с Белохвостой, ловя ярко окрашенный светлый кончик хвоста. Самка молниеносно обернулась, широко открыв пасть. Задира отпрыгнула, но спустя некоторое время, рыча, принялась за игру.

Получив отпор от Белохвостой, Задира направилась к Пестрой и заюлила перед ней, вылизывая морду, покрытую крестообразными шрамами. По мере того, как детеныши подрастали, к ним уменьшалась снисходительность и взрослые охотники частенько кусали птенцов за морду или, схватив за шею, прижимали к земле. Как правило, шалун начинал обиженно верещать.

Спустя неделю кувыркания детских игр сменились серьезными потасовками. Обхватив передними лапами плечи, птенцы часто возились с высохшими костями, старались ужалить друг друга в шею или морду, падали на землю и продолжали барахтанье лежа, отбиваясь задними лапами с поднятыми шпорами. Задира постоянно норовила увязаться за Пестрой, куда бы она не направлялась. Уверенная в безнаказанности и находясь под покровительством главной самки, она таскала самые сочные куски прямо из под носа собратьев. А потом подбегала к Пестрой, облизывая кровавую слюну с ее губ.

Через месяц птенцы в отсутствие взрослых самостоятельно вышли на вечернюю прогулку под предводительством Задиры. Обнаружив закованного в костяные доспехи полусонного эуоплоцефала, стали украдкой подбираться к нему. Задира храбро шла впереди. Остальные следовали за ней, явно опасаясь тяжелой неповоротливой мишени. Внезапно бронированный ящер всхрапнул, мотнув головой и рептилии опрометью бросились назад.

Тем временем охотники, задрав детеныша тенонтозавра совсем неподалеку от Гнездовища, рыча, бесновались у тушки, поднимая коричневую пыль и орошая крупные листья ромерий мочой. Морды хищников обагрились кровью — ярко-алой в лучах заходящего солнца. Учуяв кровь, малыши поспешили к добыче. Задира первая достигла цели и с яростным рычанием обернулась на подбегавших собратьев, не давая им прикоснуться к мясу. Детеныши вертелись вокруг, и самочка щелкала на них зубами, раздувающимися ноздрями втягивая острый запах свежепролитой крови. После охоты они слизывали кровь друг с друга и счищали остатки пищи с морд передними лапами.

Днем птенцы опять беззаботно играли, кусаясь за задние лапы. В итоге все часто заканчивалось всеобщей свалкой. Но если игра все же начиналась, то нередко завершалось дракой, провоцируемой Задирой. Молодая самочка превратилась в настоящую прихлебательницу доминирующей самки, подолгу вылизывая губы, потираясь подбородком о ее морду и пресмыкаясь на согнутых лапах в знак покорности. Однажды к ним подбежала Лакомка, часто ворующая куски у Черномордого и вклинилась между ними, оттирая подрастающего птенца. Но Задира быстро цапнула Лакомку зубами и самка отбежала дальше. Когда стая возвращалась с охоты, Задира подбегала к приближавшейся Пестрой, опуская голову вниз и подобострастно раскачивая хвостом. Иногда перекатывалась на спину, подставляя брюхо и вытягивала задние лапы, подставляя беззащитную изогнутую шею.

Вот поднялся, зевнув и расправляя лапы, Одноглазый. Он рысцой следовал к месту, где отдыхали Лакомка и Черномордый. При его приближении они поднялись с лежки и рептилии принялись тереться носами, покусывая губы. После обряда приветствия стая побежала на вечернюю охоту. Задира было последовала за ними, но вскоре вернулась, кусая Неженку, довольствовавшейся в обшей трапезе лишь обглоданными костями.

Вожак бежал, не оглядываясь. Его соплеменники иногда вырывались вперед, а время от времени останавливались, занятые исследованием выбоин и камней. Вскоре они наткнулись на стайку гребнеглавых коритозавров, трясших головами, рывших землю лапами и задевавших короткие стычки — у них начинался гон. Мгновение — тишину разорвало громкое рычание – и дейнонихи с остервенением рвали добычу.

Постепенно детеныши иногда стали сопровождать старших в охоте, держась на солидном расстоянии. Они все чаще отбегали следом за ними, дальше и дальше уходя от Гнездовища.

Пестрая бежала впереди остальных, а стая вытянулась за ней гуськом. Солнце садилось за облака. Лакомка и Черномордый трусили бок о бок, полизывая морды. Хищники часто менялись местами в цепочке, обследуя кусты. Шествие замыкал хромавший Двупалый, оглядывавшийся на опасливо крадущийся молодняк. Часто останавливался Когтистый — рослый самец, склевывая жуков с высохшего помета цератопсов.

Пестрая застыла. Потом медленно двинулась вперед, осторожно ставя каждую лапу и полусогнув конечности.

А потом сделала короткий рывок и опять перешла на шаг, наблюдая, как тепонтозавры бросились врассыпную. Наметив жертву, стрелой сорвалась с места в паре с Одноглазым.

Стая перешла с рыси на галоп, вытянув хвосты параллельно земле. Пестрая уже висела на тенонтозавре и, подброшенная крупом, шлепнулась ей па спину, так и не разжав зубов. Дейнонихи всегда убивали быстро и умело, повисая на жертве при помощи шпор, вгрызаясь в пах и выпуская внутренности. Спустя мгновение стая уже рычала над бьющимся животным, потроша, отрывая и заглатывая куски мыса. То и дело дейнонихи ввязывались в свалку, пытаясь урвать долю. Двупалый, сперва не обнаружив щели между телами соплеменников, попытался вскарабкаться по спинам собратьев, но потом нырнул в самую гущу. Малыши подползали к пище на брюхе, пробираясь между ног взрослых. Разгорелась свара. Пятнадцать клыкастых ртов чавкали, круша кости, сухожилия, толстую шкуру и зачастую кусая собратьев, потому что в свалке уже невозможно было различить мясо истерзанной жертвы от окровавленных лап и морд других дейнонихов. Птенцы сновали под ногами, слизывая стекавшую на землю кровь.

Когда большую часть мяса съели, охотники отошли в сторону, пока насыщались молодые. Быстро понюхав кусты, пометили территорию, а через полчаса, оставив несколько крупных костей, стая рысцой вернулась к Гнездовищу. Задира тут же подбежала к Пестрой, игриво покусывая лапы, с изъявлениями покорности, но та недовольно куснула в шею. Тогда Задира сорвала злость на Неженке, жестоко искусав ее.

Утром Когтистый обнаружил Неженку в саговниках неподалеку от Гнездовища. С разорванным горлом и выпущенными кишками. Задира, осматривая труп, щерила зубы и размахивала передними лапами с длинными пальцами.
На утренней охоте, следуя курсом стада газелеподобных ородромеусов, стая встретила крупного бродячего дейнониха. Посеревший от возраста, он бодрой рысью приближался к Стае Пестрой и Одноглазого, горизонтально вытянув хвост и склонив в сторону голову. Его вид выдавал уверенное животное, привыкшее побеждать.

Одноглазый самоуверенно потрусил навстречу, раздувая ноздри и втягивая пропитанный запахами свежий воздух. В тот момент, когда самцы поравнялись, Одноглазый высоко поднял переднюю лапу. На миг пришелец застыл и, молниеносно извернувшись, вонзил клыки ему в плечо. Отпрянув, Одноглазый лягнул соперника. Чужак рысцой побежал назад и скрылся в кустах, сопровождаемый злобным шипением стаи.

Дейнонихи присоединились к вожаку, обходя место лежки пришельца и. скаля зубы, постепенно сужали круги. Одноглазый старался повернуться к кустам правым боком, скрывая впадину на месте вытекшего глаза. Они долго ходили вокруг убежища чужака, не решаясь нападать. Вскоре их внимание отвлекло стадо рогатых хасмозавров и хищники вышли к узкой речке, где в тростниках бродили тучные туши травоедов, прячущихся от грядущего зноя. Далее река переходила в топь, за которой круто поднимались вершины холмов.

Удачно завершив охоту, дейнонихи к полудню вернулись в Гнездовище. Одноглазый следовал за доминирующей самкой, «отмечаясь» в тех же местах, что и она. Он шел за ней по пятам, буквально тычась мордой в основание хвоста — у Пестрой начиналась течка. Он отталкивал мордой и боком других самцов а когда останавливались, клал голову ей на спину. Потом начинал толкать лапами, слегка царапая, но самка огрызалась, не принимая ухаживаний.

Вечером Одноглазый возобновил внимание, увиваясь за подругой, судорожно кивая головой и подсовывая морду под ее заднюю лапу. Он терся о нее, тыкался носом в пасть и облизывал губы. В конце концов, получив несколько жестоких укусов, оставил притязания.

Пестрая стала более агрессивной, огрызаясь на соплеменников и Одноглазый, проскальзывая между ними, отталкивал самку, принимая ее гнев на себя и подставляя плечо для весьма болезненных укусов. Иногда Пестрая оказывала знаки внимания Щербатому, но Одноглазый был настороже и молодой самец, не дожидаясь угрозы со стороны вожака, спешил удалиться прочь к кустам, где отдыхала Белохвостая.

Хищникам давно не попадалась жертва — лишь на третий день они загнали молодого ородромеуса. Едва к пиршеству приблизился Двупалый, как Задира внезапно налетела на него, сбив по пути Лакомку и рванула шею старого самца, по груди которого заструилась кровь. Тот не успел отхватить кусок, как уже удирал от разъяренной соплеменницы. Она уже давно не выглядела столь покорной и угодливой, как раньше.

Схватка вспыхнула под вечер на гнездовом участке, когда Задира проходила мимо Одноглазого и тот попытался оказать ей знаки внимания. Пестрая, ранее болезненно и неприязненно отвечавшая на ухаживания доминирующего самца, растянула рассеченную губу в зловещем оскале и тут же выпустила когти, помчавшись на соперницу. Та, вытянув хвост в прямую линию, вздыбилась навстречу и два зверя сшиблись, взметнувшись на дыбы, опираясь передними лапами на плечи, яростно кусаясь, шипя и брызгая горячей слюной. Наконец Пестрая вцепилась Задире в морду, но той удалось вырваться и, в свою очередь, впиться сопернице в горло. Извернувшись, Пестрая лягнула ногой и Задира, отпустив шею, неуверенно отступила.

Во время драки все остальные члены стаи держались в стороне, напуганные одержимостью самок. Белохвостая напряженно следила за ходом поединка, готовая накинуться на Пеструю, которая в свое время оставила немало отметин на ее шкуре.

Пестрая, не отступая, вновь наскочила на противницу, но той удалось опять схватить ее за горло. Кровь побежала по голой брусчатой пятнистой коже. Пестрая забилась, припав к земле, яростно молотя лапами, хлеща хвостом и безуспешно пытаясь вырваться. Однако постепенно ее энергичные движения слабели и вскоре она свесила оскаленную морду. Разжав клыки, Задира стояла над поверженной соперницей, отгоняя Белохвостую громким шипением, кровь капала из ее пасти. Пестрая чуть приподняла голову и Задира неистово взревела, заставив Пеструю застыть неподвижно, тем самым признавая свое поражение.

В течение короткого заката Задира вновь и вновь бросалась на противницу, едва та начинала шевелиться. Наконец, когда сумерки сгустились. Пестрая поднялась на подкашивающиеся ноги и, буквально стелясь по земле, подползла к победительнице, вылизав ей морду.

ЧАСТЬ

Достарыңызбен бөлісу:

от Карбона до Юрского периода

В карбоне, иначе называемом каменноугольным периодом, по берегам лагун и по бесчисленным топям наблюдалось необычайно бурное развитие растительности. В это время уже Достигают расцвета и голосеменные растения из группы кордаитов (Cordaites).

Герцинские и варисцийские горообразовательные процессы сопровождались опусканием обширных участков суши в межгорных котловинах и прибрежных областях. Здесь образовалось множество заболоченных бассейнов, быстро заросших непроходимыми джунглями. Именно в этих местах находятся сейчас важнейшие местонахождения каменного угля Европы и Северной Америки Карбоновые леса были образованы преимущественно гигантскими древовидными плаунами, хвощами из группы каламитов, кордаитами и древовидными папоротниками.

В карбоновых лесах процветали самые разнообразные формы жизни. Живые или разлагающиеся растения служили кормом для насекомых, паукообразных, ракообразных и многих других беспозвоночных, которые, в свою очередь, шли в пишу первым наземным позвоночным амфибиям из группы лабиринтодонтов или стегоцефалов. Гигантские стрекозы Meganeura с размахом крыльев до 70 см, охотились на мелких насекомых.

В карбоновых болотах Европы и Северной Америки обитали лабиринтодонты из очень интересной группы антракозавров (Anthracosauria). Европейский антракозавр рода Diplovertebrm, не превьппавший в длину 70 см, обладая уже вполне развитыми пятипалыми конечностями, он предпочитал, тем не менее, добывать пропитание в воде. Антракозавры были важным звеном в эволюционной цепи, так как строение их тела уже весьма сходно с таковым пресмыкающихся. Предполагают, что пресмыкающиеся, а с ними и все высшие наземные позвоночные, происходят от антракозавров.

В верхнекарбоновых и нижнепермских озерах и реках процветали примитивные костные рыбы из группы палеонископ. Палеониски являются древнейшей группой лучеперых костных рыб, появившихся еще в девоне. На рисунке у дна изображены палеониски рода Amblypterus, достигавшие в длину 15 см. Их тело было покрыто массивной ромбической чешуей, зубы были относительно мелкими. Главным врагом палеонисков были пресноводные акулы из группы ксенакантодий, обладавшие мощным костным шипом на затылке и почти непрерывной спинной плавниковой складкой. Типичный род этих акул Xenacanthus (длина до 90 см).

Деревья, вывороченные могучими доисторическими ураганами, погружались в болота и со временем превращались в уголь.

На Земле происходили существенные климатические перемены, наложившие свой отпечаток на все живое, и в первую очередь на образ жизни позвоночных. По мере того, как продолжительность сухого и жаркого сезона удлинялась, лабиринтодонты из группы антракозавров понемногу приспосабливались к жизни в сухой среде. Некоторые из них перестали откладывать яйца в воду, а закапывали их в кучи гниющих растений или в прогреваемые солнцем пески. Edaphosaurus принадлежит к группе звероподобных пресмыкающихся, от которых в конце триаса произошли первые млекопитающие. Этот звероящер обитал как раз в конце карбона — начале Перми, то есть, в период общей аридизации климата. Эдафозавры были растительноядными животными с небольшой головой, неуклюжим туловищем и мощным хвостом, конечности у него были широко расставлены, как и у амфибий. Челюсти и небо были покрыты мелкими зубами. Бросается в глаза наличие на спине «паруса» — огромной кожной складки, поддерживаемой отростками позвонков. «Парус» обильно снабжался кровеносными сосудами и предполагают, что он мог использоваться для терморегуляции (кровь в «парусе» могла нагреваться на солнце). Карбоновые эдафозавры были относительно мелкими животными, но пермские представители этого рода превышали в длину 3 м. Эдафозавр принадлежит к отряду Pelycosauria, объединяющего наиболее примитивных зверообразных пресмыкающихся.

В ходе пермского периода — последнего периода палеозойской эры — климат Земли резко изменился. В Северном полушарии,вглубь которого сильно продвинулся жаркий пояс, образовались обширные пустыни. Возникавшие в это время породы были окрашены в красноватый цвет из-за наличия в них окислов железа — следствие воздействия сильного солнечного излучения на почву, не защищенную растительным покровом. Обновлялся состав растительного и животного царств. Эпоха господства низших сосудистых растений — плаунов, хвощей и папоротников — окончилась уже на границе нижней и верхней перми. С верхней перми эра древней растительной жизни — палеофит — закончилась; начался мезофит, характеризующийся господством голосеменных растений. Для верхней перми характерны роды примитивных хвойных из групп кониферов, такие, как Lebachia и Ernestiodendron, известные раньше под названием Walchia. Среди позвоночных на первое место вышли пресмыкающиеся, которые были Приспособлены к жизни в сухом климате лучше амфибий.

В нижней перми, бывшей временем изменений климата, сухие периоды нередко сменялись влажными, когда по берегам озер и рек быстро воцарялась буйная растительность, в которой было представлено большинство типов карбоновой флоры. В числе их широко распространены были Sigilaria, каламиты, селившиеся по берегам водоемов и непосредственно в воде, кордаиты, Psaronius, Lebachia и Ernestiodendron, Sphaenophyllum, в также другие древовидные и семенные папоротники (роды Odontopteris, Asterotheca, Dactylotheca, Callipteris и др.).

Особое место среди амфибий занимает «лягушкоящер» Seymouria, остатки которого были обнаружены в нижней перми Техаса близ г. Сеймура. Это животное достигало в длину 60 см. Строение зубов указывает на животноядность сеймурии, питавшейся, по-видимому, разнообразными мелкими животными. Сеймурия обладала рядом признаков, характерных для амфибий из группы антракозавров, и вместе с тем некоторые особенности ее анатомии имеют рептильный характер. Раньше сеймурия часто рассматривалась в качестве возможного предка пресмыкающихся, однако для этого она появилась на Земле слишком поздно: древнейшие пресмыкающиеся известны уже в среднем карбоне. Многие авторы относят сеймурию к примитивнейшему подклассу рептилий — к котилозаврам. Однако очень близкие к сеймурии Discosauriscidae из нижней перми Европы не только жили в воде, но и имели водных жабернодышащих личинок. Это позволяет предполагать, что и сеймурия еще откладывала свои яйца в воду и, таки образом, ее правильнее относить к амфибиям. Предками рептилий были, по всей вероятности, значительно более древние и примитивные представители антракозавров. Одновременно с сеймурией в Техасе обитало другое проблематичное животное — Diadectes, достигавший в длину 3 м и питавшийся растительностью. Диадекта совсем недавно еще относили к рептилиям. Теперь, однако, начинают думать, что Diadectes должен также относиться к антракозаврам, среди которых он принадлежит к наиболее сухопутным формам.

Discosauriscidae, никогда не покидавшие воды, населяли в ранней перми мелкие водоемы Европы и Азии. В анатомии однако уже заметны чисто рептильные особенности; как и Seymouria, дискозаврисциады приблизились к ранним пресмыкающимся. Discosauriscus насчитывал в длину примерно 45 см и отличался более вытянутой головой от родственного ему Letoverpeton; последний достигал в длину 25 см.

К наиболее древним группам пресмыкающихся принадлежат зверообразные рептилии отряда Pelycosawria, стоящие в основании эволюционного ряда рептилий, приведшего к млекопитающим. Пеликозавры преобладают в нижней перми Северной Америки, но они известны также из Европы и Южной Африки. Они подразделяются на три группы: Ophiacodontia, Sphenacodontia и Edaphosauria. Наиболее примитивны офинакодонты, жившие преимущественно в воде и питавшиеся рыбой.

В середине пермского периода пеликозавры вымирают. Их замещают более прогрессивные зверообразные пресмыкающиеся, объединяемые в группу Therapsida. Многочисленные терапсиды широко распространились в верхней перми по Старому Свету, особенно многочисленны они в Южной Африке. Предками терапсид были, по всей вероятности, мало специализированные представители сфенакодонтных пеликозавров. Терапсиды подразделяются на две главные группы: хищных Therodontia, явившихся предками млекопитающих, и растительноядных Anomodcrntia. К аномодонтам обычно относят и дейноцефалов (Dinocephalia), в состав которых входили как растительноядные, так и хищные формы. К числу растительноядных относится и дейноцефал Moschops из верхней перми Южной Африки, достигавший в длину 2 м. Стенки его черепа были резко утолщены, туловище относительно короткое, конечности, как и у других примитивных наземных позвоночных, широко расставлены в стороны. На темени у мосхопса имелся характерный для многих примитивных наземных позво чных непарный теменной глаз.

К примитивнейшему подклассу пресмыкающихся — Cotylosauria — относятся растительноядные парейазавры. Один из наиболее крупных их представителей — Scutosaurus — из верхней перми Восточной Европы. Это неуклюжее животное размером с быка. Скутозавры имели крупное коренастое тело, покрытое панцирем из костных бляшек, относительно маленькую голову, короткий хвост и расставленные в стороны невысокие ноги. Совместно со скутозавром встречаются остатки Sauroctonus, принадлежащего к звероящерам из группы териодонтов. Завроктон вооружен сильными клыками и когтями, в составе териодонтов он входит в относительно примитивный подотряд Gorgonopsia.
Наиболее примитивные пресмыкающиеся были сухопутными животными, но уже очень скоро среди них появились формы, вторично перешедшие к водной жизни. Таковым было и пресноводное пресмыкающееся Mesosaurus, достигавшее 90 см в длину и кормившееся рыбой. Кости мезозавра были открыты в самых древних пермских отложениях Южной Африки и Южной Америки — материков, входивших тогда в состав Гондваны. Животное имело сильно вытянутый череп, множество длинных острых зубов, ластовидные лапы и уплощенный с боков хвост.

С началом верхней перми начался новый период эволюции растительного царства — мезофит. Примитивные сосудистые споровые растения вымирают и замещаются голосеменными, становящимися главенствующим элементом флоры. Наиболее широко распространенными представителями последних в начале мезофита были цикадовые и беннетиты. Некоторые представители цикадовых, иначе называемых саговыми, изображены в левой части картины. Стебли цикадовых были короткими и клубневидными или прямыми столбообразными, изредка разветвленными. На вершине они несли крону из крупных перистых листьев, напоминающих листья пальм. Беннетиты связаны с цикадовыми тесным родством. Среди них имелись как кустарники (Wielandiella), так и древесные растения (Williamsonia). Широко распространились в мезофите также гинктовые и хвойные — ели, кипарисы и сосны. Появляются гигантские мамонтовые деревья, или секвойи. На влажных местах продолжают существовать папоротники, а на заболоченных участках — хвощи, однако все эти криптогамные растения сильно мельчают.

Европейский нижний триас. В это время в Европе господствовали условия засушливого климата. Растительность повсеместно отступала к воде. По берегам небольших водоемов росла Pleuromeia, относящаяся к плаунам и достигающая высоты 2 м. Ее стройные стволы несут рубцы — следы опавших листьев и увенчаны густой лиственной кроной, на самой вершине шишковидный спорофил. В воде растет близкая к хвощам Schizoneura.

В начале триаса появляются первые примитивные бесхвостые амфибии, родственные современным лягушкам и приспособившиеся к передвижению прыжками. Наиболее древним их представителем был Triadobatrachus, обнаруженный в нижнем триасе Мадагаскара. Это животное достигало в длину 10 см. Широкое распространение бесхвостые амфибии получили лишь после юры, когда завершилась выработка их анатомического строения. По-видимому, триадобатрах представляет боковую ветвь эволюционной линии, ведущей к современным лягушкам.

К концу триаса вымирают последние лабиринтодонты — характерная группа палеозойских амфибий. Одним из наиболее поздних представителей лабиринтодонтов был Mastodonsaurus, остатки которого встречаются часто в верхнетриасовых отложениях Европы и Северной Африки. Это самое крупное земноводное всех времен, длина его приплюстнутого черепа доходила до 1,25 м, длина тела — до 3 м. Мастодонзаврус вел водный образ жизни и кормился рыбой; вымер в конце триаса.

Mixosarus — один из наиболее изученных примитивных триасовых ихтиозавров. Эти морские рептилии, вторично приспособлявшиеся к жизни в водной среде, появились в среднем триасе, достигли расцвета в юре и вымерли в конце мезозойского периода. Миксозавр имел более короткое рыло, чем юрские ихтиозавры, и лишь слабо развитый хвостовой плавник. Его длина доходила до 2 м.

К морским пресмыкающимся, прекрасно приспособившимся к водному образу жизни, относятся и завроптеригии (.Sauropterygia), появившиеся в нижнем триасе. Один из древнейших их представителей — Nothosaurus, современник первых ихтиозавров и плакодонтов. Он вырастал в длину до 3 м и вел примерно такой же образ жизни, как современные тюлени. В основе его кормового рациона лежала рыба. Остатки этого пресмыкающегося и близких к нему родов примитивных завроптеригий встречаются в триасовых отложениях Европы, Юго-Восточной Азии и Северной Америки.

Черепахи принадлежат к примитивнейшим рептилиям, входя вместе с котилозаврами в группу Anapsida. Первые представители наземных и морских черепах появились в конце триаса. Proganochelys, одна из самых древних черепах, имела около 70 см в длину. Ее ископаемые остатки были обнаружены в Западной Германии. Черепахам, благодаря их крайней специализации, удалось, почти не изменившись, дойти до наших дней, пережив все природные катастрофы, унесшие с собой большинство других групп рептилий, причем в наше время черепахи практически столь же многочисленны, как и в отдаленном прошлом.

Плакодонты, морские рептилии триаса, кормились преимущественно раковинными беспозвоночными: моллюсками и брахиоподами. Их тело было защищено костными щитками, иногда образовывавшими полный панцирь, как у черепах. Тело уплощено снизу, шея короткая и толстая, хвост обычно длинный, уплощенный с боков. Хорошо был развит дополнительный теменной глаз. Своими мощными уплощенными зубами плакодонты перемалывали брахипод, моллюсков и ракообразных.

Placodus имеет удлиненную морду с мощными передними зубами — «резцами», которыми он отрывал прикрепленные к камням раковины. Другой род — Placochelys — обладал удлиненным рылом, резцы у него отсутствовали, но хорошо развитые губы могли использоваться для захвата и безраковинных морских животных. Панцирь у Placochelys был развит намного сильнее, чем у Placodus. Плакодонты до сих пор известны только из европейского триаса. Размеры тела некоторых из них достигали 2 м.

Saltoposuchus, относящийся к группе текодонтов (псевдозухий). Текодонты — наиболее древние архозавры, появившиеся еще в конце перми. Они характеризуются наличием особых ячеек по краям челюстей, в которые своими корнями погружены зубы. Типичные текодонты образуют группу псевдозухий. Это, как правило, небольшого роста острозубые животные ящерицеобразного телосложения. Многие из псевдозухий передвигались на задних ногах, балансируя или подпираясь своим длинным сильным хвостом. Saltoposuchus из верхнего триаса Европы достигал до 1,20 м в высоту. Следует обратить внимание на диспропорцию между его укороченными передними и удлиненными задними конечностями. Псевдозухий представляют огромный интерес как предки крокодилов, птиц, динозавров и крылатых ящеров.

Henodus — один из самых замечательных плакодонтов. Это курьезное пресмыкающееся длиной свыше 1 метра жило в триасе, его остатки найдены близ западногерманского города Тюбинген. Генод имел Прямоугольную голову и неуклюжее приземистое туловище, целиком покрытое могучим панцирем, подобным черепашьему, у него сохранилось лишь четыре небольших, но уплощенных зуба — пара на небе и по одному в каждой нижней челюсти. Питался генод, по-видимому, не раковинными животными, а планктонными ракообразными.

Protosuchus был очень близок к предкам крокодилов. Остатки протозуха происходят из верхнего триаса и, возможно, низов юры Северной Америки и Западной Европы. Длина протозуха превышала 1 м. Тело было покрыто кожными окостенениями, образующими вдоль спины парный ряд костных щитков. Судя по строению ног, Protosuchus мог бегать по суше, но в то же время он был отличным пловцом. В его скелете отмечаются некоторые характерные черты настоящих крокодилов и обычно протозуха относят не к псевдозухиям, а к крокодилам; острые зубы выдают в нем хищника.

В триасе продолжалась прогрессивная эволюция зверообразных пресмыкающихся, представленных в этом периоде двумя группами — хищными териодонтами и растительноядными дицинодонтами. Триасовые зверообразные особенно обильны в Южной Африке, но известны также и на других материках, кроме Австралии. Характернейший нижнетриасовый дицинодонт Lystrosaurus, был длиной примерно 1,25 м, который вел преимущественно водный образ жизни, хотя и мог вполне сносно передвигаться по суше. У него имелась пара мощных верхних клыков, а остальные зубы замещались роговым клювом, как у черепахи. Впервые остатки листрозавра были обнаружены в 1870 г. на территории Южной Африки, затем он был найден в Индии, Китае, а в 1969 г. ученые нашли листрозавра и в Антарктиде, что явилось новым подтверждением теории Вегенера о дрейфе континентов. Дицинодонты пережили свой расцвет в верхней перми, но отдельные их представители известны еще из верхнего триаса.

Крылатые ящеры, или птерозавры (Pterosauria), были первыми позвоночными, завоевавшими воздушную среду. Они развились из псевдозухий к началу юры. Расцвет птерозавров приходится на конец юры, к концу мела они исчезли с лица Земли. Rhamphorhynchus, известный из верхней юры Европы и Восточной Африки. Тело у рамфоринха было относительно коротким (около 50 см), хотя в размахе крыльев он достигал 1,80 м. Череп и шея у рамфоринха были длинными, интересен очень длинный хвост с кожным расширением — «вымпелом» на конце. Как и у всех птерозавров, крыло у рамфоринха поддерживалось только одним (чрезвычайно удлиненным) пальцем кисти (четвертым), внутренний край летательной перепонки прикреплялся непосредственно к телу. Задние конечности были неразвитыми. Кости птерозавров были полыми, как у птиц; кожу покрывала редкая шерсть. Питался рамфоринх, по-видимому, преимущественно рыбой.

Мир дикой природы на wwlife.ru

Оглавление
1.
1.1.
2.
2.1.
2.2.
2.3.
2.4.
2.5.
2.6.
2. 7.
2.8.
2.9.
2.10.
2.11.
2.12.
2.13.

2.7. Животный мир пермского периода

Пермский период (299,0 ± 0,8 — 251,0 ± 0,4 млн. лет назад)

Рис. 2.7.1. Пейзаж пермского периодаПермский геологический период, карбон — последний период Палеозоя (рис. 2.7.1). Пермский период подразделяют на два отдела: нижний и верхний.

Климат пермского периода характеризовался резко выраженной зональностью и возрастающей засушливостью. В целом можно сказать, что он был близок современному. Во всяком случае, у него было больше сходства с современным климатом, чем у последовавших периодов мезозоя. В начале перми бактерии и грибы научились-таки утилизировать древесину и кислородная катастрофа каменноугольного периода отступила, так и не разразившись как следует. Основное направление эволюционного процесса в пермском периоде – освоение растениями и животными все более засушливых районов, при этом эволюция шла очень быстро и по множеству параллельных направлений.

Начало пермского периода ознаменовалось оледенением на южных материках и, соответственно, понижением уровня моря по всей планете. Однако с продвижением Гондваны к северу суша прогревалась, и льды постепенно растаяли. В то же время на части территории Лавразии стало очень жарко и сухо, и там раскинулись обширные пустыни.

В этот период начинают доминировать позвоночные по некоторым данным к ним относилось до 82% всех живших в тот момент родов животных. Роды и семейства позвоночных в пермском периоде очень быстро возникали и вымирали, большинство пермских родов существовали на протяжении всего лишь 10-20 миллионов лет.

Рис. 2.7.2. Море пермского периода В каменноугольный период на рифах широко распространились криноидеи. Они образовывали причудливые подводные «сады», закованные в прочный панцирь. По-прежнему в морях (рис. 2.7.2) обитало множество разнообразных плеченогих. У некоторых из них развились раковины с зигзагообразными краями, в результате чего, обе створки раковин прочнее смыкались друг с другом. Колючие брахиоподы жили в толще ила, а брахиоподы на стебельках прикреплялись к любым твердым объектам и даже к раковинам других животных. Однако теперь всем им приходилось оспаривать пищу у новых конкурентов — двустворчатых моллюсков, предков современных венгерок и мидий. Многие двустворчатые моллюски освоили новую для себя среду обитания — донные осадки. При помощи своей сильной мускулистой «ноги» они закапывались в ил. Питались двустворчатые моллюски через специальные трубочки, высунутые на поверхность. Некоторые виды научились даже плавать наподобие современных гребешков, резко захлопывая свои раковины и тем самым толкая себя вперед.

В результате морской животный мир пермского периода был намного беднее каменноугольного. Фораминиферы встречаются редко, резко уменьшается количество губок, кораллов, иглокожих. Возникают новые формы брахиопод, живущие в наше время в Индийском океане. Продолжают существовать мшанки. Они образовывали рифы. Значительного развития достигли рачки остракоды и червеобразные.

Рис. 2.7.3. Parahelicoprion.Самым процветающим классом рыб в перми по-прежнему являются хрящевые рыбы, к ним относится 6% всех пермских родов. Львиную долю хрящевых рыб составляют пластинчатожаберные (5% всех родов), к ним относятся акулообразные — хрящевые рыбы со скрученными в спираль зубами (рис. 2.7.3). Появляются пресноводные акулообразные. Уменьшается количества кистеперых рыб, теперь их менее 2% всех родов. В основном это были не очень большие рыбы, до 90 см в длину. Так же в пермском периоде представлено небольшое количество цельноголовых (современным их представителем являются химеры).

Лучеперые рыбы наконец-то стали распространенным классом. В перми к ним относится 5% всех родов, практически все мелкие пермские рыбы – лучеперые. Продолжают влачить жалкое существование акантоды.

В каменноугольный период в морях появились и новые грозные хищники. Это были аммониты, родственники наутилоидей. Большинство из них, вероятно, охотилось над самой поверхностью морского дна, но некоторые отваживались и на вылазки в открытое море. Мощные челюсти аммонитов легко расправлялись с трилобитами и прочими ракообразными. Впоследствии из аммонитов получились очень эффектные окаменелости. Их раковины украшал сложный узор из бороздок и выпуклостей, а внутренние камеры были разделены пластинами, следы от которых сохранились на поверхности ископаемых раковин в виде набора канавок. На протяжении пермского периода узоры на раковинах аммонитов становились все разнообразнее, а канавки все более завитыми и волнистыми.

Рис. 2.7.4. Животный мир пермского периодаОказавшись среди столь опасных хищников, некоторые «мирные» земноводные стали обзаводиться твердым панцирем. Их хребты прикрывали костные пластины за, что ученые прозвали их «броненосными жабами».

Членистоногие, так бурно развивавшиеся ранее, претерпевали большой упадок в популяции. В следствии снижения содержащегося в атмосфере кислорода до нормального уровня, вымерли все гигантские их представители.

В начале перми земноводные господствовали как на суше, так и в пресных водоемах (рис. 2.7.4). С началом пермского периода земноводные становятся довольно разнообразными. Небольшие формы, величиной в несколько сантиметров, жили рядом с гигантскими предками лягушек, достигавшими размеров быка. Если в карбоне четвероногие составляли примерно половину всех позвоночных, в пермском периоде их доля выросла до 69% всех родов.

Рис. 2.7.5. Archegosaurus.Земноводные различались не только по размерам, но и по образу жизни. Обитали они и в воде, и на суше, питались насекомыми и рыбами, водорослями и папоротниками. Приспосабливаясь к наземным условиям, они все меньше времени проводили в воде. В пермском периоде к данному классу относилось 15% всех родов, наиболее преуспевающей группой были темноспондилы (11% всех родов). Самый процветающий подотряд пермских темноспондилов – euskelia (3% всех родов). Это довольно толстые и малоподвижные животные с массивной головой и коротким хвостом. Длина эускелий составляла от 40 см до 2 м. Среди эускелий особенно интересен platyhystrix, отрастивший на спине раскладной парус для терморегуляции – уникальный случай среди земноводных.

На втором месте среди темноспондилов стоит семейство архегозавровые (archegosauridae) – крупные (от 1,5 до 9 м) пресноводные существа, во взрослом состоянии практически не отличающиеся от современных крокодилов (рис. 2.7.5). Прионозух являлся крупнейшим животным пермского периода.

Рис. 2.7.6. Эриопс.К менее процветающим подотрядам пермских темноспондилов относятся стереоспондилы (до 70 см), затрахидиды и другие.

Другой большой группой земноводных включающие в себя 4% всех пермских родов составляют – лепоспондилы — некрупные существа от 25 см до 1 м, многие из которых полностью или частично утратили конечности.

Рис. 2.7.7. Диплоцераспис.Один из самых грозных хищников той эпохи, эриопс, имел свыше 2 м в длину (рис. 2.7.6). Охотился эриопс на менее крупных земноводных и рептилий, а возможно, и на рыб. Весьма странными хищниками были диплокол и диплоцераспис (рис. 2.7.7) — сплющенные животные с громадными головами в форме бумеранга и глазами, направленными кверху. По всей видимости, они прятались в слое ила на дне водоемов, дожидаясь, пока добыча проплывет прямо у них над головой. Никто толком не знает, почему головы этих хищников были столь странной формы. Возможно, в драке они именно головой наносили противнику боковые удары. А может, это было своеобразное «подводное крыло», помогавшее животному подниматься вверх во время плавания.

Однако климат становился все суше, и земноводным, с их влажной пористой кожей, приходилось укрываться в немногих влажных оазисах, сохранившихся среди пустынь. Многие из них вымерли. И тогда по земному шару стала стремительно распространяться новая группа животных, лучше приспособленных к засушливой среде обитания, — рептилии (рептилиоморфы). Это была самая представительная группа четвероногих – занимавшая уже не 13% всех родов, а 53%.

Первые рептилии были невелики и похожи на ящериц. Питались они в основном членистоногими и червями. Но вскоре появились и крупные рептилии, охотившиеся на более мелких. Со временем как хищники, так и их жертвы обзавелись крупными и мощными челюстями, чтобы сражаться с многочисленными врагами, и крепкими зубами, прочно сидевшими в ячейках (подобно зубам современных млекопитающих и крокодилов). Таким образом, рептилии становились все крупнее и свирепее.

Пресмыкающиеся по форме и строению тела сильно напоминали лабиринтодонтов (стегоцефалов). Однако самые примитивные представители данного класса были уже гораздо лучше приспособлены к условиям жизни на суше (имеется в виду способ размножения и развития зародышей). В то время как земноводные, подобно своим предкам — рыбам, размножались, откладывая икру в воду, пресмыкающиеся стали класть яйца непосредственно на суше. Более крупные, чем икра, яйца обладали значительным запасом питательных веществ, что позволяло зародышу развиваться минуя стадию личинки. Детеныши пресмыкающихся отличались от взрослых лишь по величине, личинки же земноводных вели водный образ жизни, отличаясь по своему строению от взрослых особей так, как современные головастики от лягушек. Кладка яиц на суше способствовала образованию у них нескольких оболочек. Оболочки предохраняли яйца от механического повреждения и высыхания, обеспечивали зародыш воздухом. Волокнистая и известковая оболочки предохраняли яйца от растекания, механических повреждений и проникновения бактерий. Белковая оболочка содержала основные запасы воды. Часть ее выделялась в результате окисления жиров, часть поступала из наружной оболочки. По мере развития зародыша возникали и другие оболочки.

Рис. 2.7.8. Парейазвары.Эволюция пресмыкающихся происходила очень быстро, поскольку на суше еще не было животных, способных конкурировать с ними. Еще задолго до конца пермского периода пресмыкающиеся вытесняют стегоцефалов. Примитивные пресмыкающиеся — котилозавры — дали многочисленных потомков, впоследствии захвативших воду, сушу и воздух. Величиной от лягушки до бегемота, они еще имели много признаков лабиринтодонтов, в частности зубы и ребра, располагавшиеся от шеи до хвоста, короткие массивные конечности. Но строение черепа, позвонков, кожи уже было таким же, как у пресмыкающихся.

Более сложной по сравнению с другими пресмыкающимися организацией обладали парейазавры (рис. 2.7.8), размеры которых достигали 3 м. Однако и они имели в плечевом поясе кожные кости, свойственные рыбам и земноводным. Череп парейазавров представлял собой сплошную костную коробку с отверстиями для глаз, ноздрей и теменного органа. Они были травоядными и жили на берегах рек и озер.

Рис. 2.7.9. Представитель пеликозавров — ДиметродонВ середине пермского периода достигли расцвета котилозавры. В начале триаса они вымерли. Появились более организованные и специализированные пресмыкающиеся — потомки котилозавров. Пермские пресмыкающиеся приспосабливались к разнообразнейшим условиям жизни. Большинство групп животных стали более подвижными, а их скелеты — более легкими. Они питались разнообразной пищей: растениями, моллюсками, рыбой.

Появляются и настоящие хищники — пеликозавры (рис. 2.7.9), на позвоночниках которых имелись высокие гребни. У некоторых пресмыкающихся конечности удлиняются, исчезают кожные кости. В височной области черепа возникают дуги, к которым прикреплялась сложная система мышц. Зубы травоядных становятся плоскими, а такой четырехметровый хищник, как иностранцевия, имел уже настоящие клыки.
Среди хищных пресмыкающихся появляются формы, похожие на современных волков, гиен, куниц. Это говорит о том, что образ жизни животных того времени и нынешних был сходным. [1]

Все пермские пресмыкающиеся делятся на два класса завропсиды – предки современных пресмыкающихся и зверозубые — предки млекопитающих.

Рис. 2.7.10. Представтель парейозавровых Скутозавр.Завропсиды не имели ни волос, ни потовых желез, зато их кожа легко ороговевала, создавая прочную (или не очень) броню. Кроме того, завропсиды из-за особенностей обмена веществ лучше переносили дефицит воды. Завропсиды в перми не так процветали, как синапсиды (см. ниже), к завропсидам относятся всего лишь 13% пермских родов. Наиболее обширная группа пермиских завропсидов относится к подклассу анапсидов являющиеся предками нынешних черепах, к ним относятся 8% всех пермских родов. Наиболее обширным подклассом парарептилий (по другим классификациям — анапсид) в перми были растительноядные проколофоны (procolophonia), в этот отряд входят, в частности, парейазавры (рис. 2.7.10) – очередные бегемотообразные существа, сменившие тапиноцефалов, съеденных горгонопсами. В отличие от тапиноцефалов, парейазавры обзавелись подкожными костяными бляшками, кое-как защищавшими тело от длинных саблезубых клыков. В длину парейазавры достигали 3,5 м. Помимо парейазавров, в отряд проколофон входили и более мелкие ящерицеобразные существа.

Рис. 2.7.11. Капториниды (Captorhinus).Другая большая группа парарептилий (анапсид) – капториниды (2% всех пермских родов рис. 2.7.11). Это самый древний отряд анапсид, он сформировался еще в карбоне, сюда входят ящерицеобразные существа до 75 см в длину, главным образом растительноядные.

В перми от наземных анапсид отделился отряд мезозавров (рис. 2.7.12), это были первые рептилии, вернувшиеся к водному образу жизни. Пермские мезозавры были невелики, достигая размером до одного метра. У мезозавров были иглообразные зубы. Когда животное смыкало челюсти, они вставлялись в межзубные промежутки. Такие зубы играли роль сита. Мезозавр набирал полную пасть маленьких беспозвоночных или рыб, сжимал челюсти, выцеживал через зубы воду и проглатывал все, что осталось в пасти.

Рис. 2.7.12. МезозаврКроме этих нескольких отрядов существовали так же и другие более мелкие размерами до 60 см.

Вторая эволюционная ветвь завропсид – диапсиды, к ним относятся 5% всех пермских родов. Кратко рассмотрим основные группы пермских диапсид. Ареосцелиды – одна из первых попыток эволюции сделать наземную ящерицу. Пережили расцвет в карбоне, а в пермском периоде постепенно вымирают. Архозавроморфы – предки крокодилов, динозавров и птиц. Относительно крупные (до 2 м), в облике некоторых начинает смутно угадываться нечто динозавроподобное.

Рис. 2.7.13. Целурозавравус.Первой из летающих рептилий был целурозавравус (рис. 2.7.13), чьи остатки были найдены в Европе и на Мадагаскаре. Он появился еще в пермском периоде. Внешне он напоминал современную летающую ящерицу — летучего дракона Draco volans, обитающую в Юго-Восточной Азии, и великолепно планировал по воздуху. Целурозавравус представляет собой яркий пример так называемой эволюционной конвергенции — процесса, при котором существа, не родственные между собой, приобретают сходные черты. Целурозавравус достигал 40 см в длину. По бокам у него выступали очень длинные ребра с натянутой между ними кожистой пленкой. Размах этих жестких «крыльев» достигал 30 см. Легкий скелет и череп рептилии снижали общий вес тела, на затылке у нее находился гребень, улучшающий аэродинамические качества.

В пермском периоде были предки ящериц и змей — лепидозавроморфы.

Примитивные антракозавры являвшиеся переходным звеном от земноводных к пресмыкающимся, в пермском периоде еще не вымерли, хотя постепенно приходили в упадок. К ним относятся 4% всех пермских родов. Они вели полуводный образ жизни, в длину достигали 2-3 м, но большинство видов были гораздо мельче.
Кроме перечисленных групп завропсидных в пермском периоде были и другие менее многочисленные отряды.

Как уже выше говорилось, другим большим классом пресмыкающихся живших в пермском периоде были зверозубые. Их зубы, как и зубы млекопитающих, различались между собой по форме. У них были резцы, клыки и бугристые коренные зубы. Нижняя челюсть состояла из одной зубной кости, а не из нескольких, как у рыб, земноводных и типичных пресмыкающихся. Подобно млекопитающим, зверозубые пресмыкающиеся имели вторичное костное нёбо, отделявшее носоглотку от ротовой полости. Это позволяло млекопитающим жевать пищу. Зверозубые похожи на млекопитающих также по строению лопаток и таза. Все это свидетельствует о том, что зверозубые были предками млекопитающих.

Рис. 2.7.14. Иностранцевия.К концу пермского периода возникла группа более подвижных зверообразных рептилий — так называемые горгонопсы (рис. 2.7.14). У ранних рептилий ноги располагались по бокам туловища, как у многих современных ящериц. Поэтому передвигались они только вразвалку, и тела их при ходьбе изгибались из стороны в сторону. А вот у рептилий горгонопсов ноги росли под туловищем. Это позволяло им делать более длинные шаги, а значит, и быстрее бежать. Многие горгонопсы были вооружены громадными клыками, способными пропарывать толстые шкуры панцирных рептилий.

Рис. 2.7.15. Представитель варанопсеидов — Варанодон (Varanodon). Зверообразныерептилии, или синапсиды, появились на Земле ближе к концу каменноугольного периода и были самой процветающей группой риптилиоморфов пермского периода в которую входило до 36% всех родов. Эти животные постепенно эволюционировали в сторону млекопитающих – отращивали клыки, шерсть и потовые железы, учились держать постоянную температуру тела и т.п. В отличие от большинства других эволюционных деревьев, эволюционное дерево синапсид похоже не на развесистый куст, а на еловую веточку, у которой есть четко определенное направление роста, а все боковые ответвления далеко не вырастают. Поэтому мы рассмотрим подгруппы синапсид не в порядке убывания родового разнообразия, а в том порядке, в каком они ответвлялись от «генеральной линии».

Наиболее примитивные из них, пеликозавры (единственный отряд рептилиоморфов карбона принадлежащий у классу синапидов рис. 2.7.9), развились во множество различных видов и стали самыми крупными и распространенными рептилиями той эпохи. У большинства пеликозавров имелись большие зубы, и можно сделать вывод, что они охотились на крупную дичь. Некоторые виды перешли на растительный корм. Растения намного медленнее перевариваются, стало быть, желудки растительноядных пеликозавров должны были вмещать по многу пищи и надолго. Значит, сами эти животные должны были увеличиться в размерах. Однако очень скоро и плотоядные рептилии (хищники) стали крупнее.

Самыми древними из них были казеазавры занявшие в перми 3% всех родов. По идее, они должны были ответвиться еще в карбоне, но их останки известны лишь с ранней перми. Размеры казеазавров составляли от 1,2 до 6,1 м, масса достигала 2 т, большинство были растительноядными, но было одно насекомоядное семейство. К казеазаврам относятся крупнейшие наземные животные перми, однако большие размеры не спасли их от быстрого вымирания, во второй половине пермского периода их съели горгонопсы, о которых пойдет речь ниже.

Вторая ветка, также отделившаяся от «генеральной линии» отряда пеликозавров еще в карбоне – семейство варанопсеидов (3% всех пермских родов рис. 2.7.15). В перми они заметно подросли (до 1,5 м), но других существенных изменений с ними не произошло.

У офиакодонтов и эдафозавров расцвет пришелся на карбон, в перми они доживают остатки своего века. Единственное интересное, что с ними произошло – появился гигантский офиакодон 3,6 м в длину.

Рис. 2.7.16. Ивнтозавр.В начале перми появившиеся в конце карбона предки млекопитающих сфенакодонты переживали расцвет (3% всех родов), это были самые крупные и продвинутые хищники своего времени, крупнейшие из них достигали в длину 4,5 м.

Другим более продвинутым отряд принадлежащий к классу синапсидов, появившийся в пермском периоде, были терапсиды, к ним относятся 25% всех пермских родов. У терапсид конечности не торчали в стороны, как у пеликозавров и современных крокодилов, а располагались под туловищем почти вертикально, это позволяло им бегать, хотя и не очень быстро – изгибать позвоночник для ускорения бега они еще не умели. Ни чешуи, ни шерсти у терапсид не было, у многих на морде росли осязательные волоски, примерно как усы у кошек. У хищных терапсид были хорошо выражены клыки. Первая группа, отделившаяся от «генеральной линии» отряда терапсид принадлежали к роду биармозух (4% всех родов). Это были хищники размером от 1 до 6 м, крупнейший из них – ивантозавр (рис. 2.7.16), названный в честь И.А. Ефремова.

Рис. 2.7.17. Tapinocephalus, Struthiocephalus, Lycosuchus, Robertia and Bradysaurus.Следующим большим подотрядом терапсидов были дейноцефалы (7% всех пермских родов). Эти животные отличались очень крупным черепом с очень толстыми костями. Крупнейшим инфраотрядом дейноцефалов были тапиноцефалы (5% всех пермских родов), большинство из них составляли растительноядные бегомотоподобные существа 2,5-5 м в длину и до 2 т весом. Характерная особенность растительноядных тапиноцефалов – здоровенная лобная кость до 30 см в толщину. Скорее всего, тапиноцефалы использовали ее примерно так же, как современные бараны используют рога. Тапиноцефалы не ели траву (ее в пермском периоде практически не было), а обгрызали нижние ветки древовидных папоротников или жевали полусгнившие стволы. Коренных зубов у тапиноцефалов не было, они жевали пищу передними зубами, эта странность объясняется тем, что у тапиноцефалов (как и у всех других животных, рассмотренных к этому моменту) еще не было вторичного нёба, отделяющего ротовую полость от носоглотки, они не могли жевать и дышать одновременно. Тапиноцефалы (рис. 2.7.17) – первые животные, обзаведшиеся потовыми железами, с этого момента раскладной парус на спине стал не нужен.

Рис. 2.7.18. Антеозавр.Среди тапиноцефалов особое место занимает семейство титанозухов. Подобно кабанам, эти существа перешли от чисто вегетарианской диеты к более универсальной – при случае употребляли падаль и, возможно, охотились на мелкую беззащитную добычу (например, детенышей других тапиноцефалов).

Другим, не столь процветающим семейством, подотряда дейноцефалов являлись антеозавры (рис. 2.7.18). Это были крупные хищники, типа медведей, от 2,5 до 6 м в длину (вместе с хвостом), но относительно стройные – не более 600 кг. Интересно, что у них вместо нёба развились специальные каналы в костях черепного дна, обеспечивающие дыхание во время еды другим способом, чем у современных животных.

Последнее, самое маленькое семейство дейноцефалов – эстеменнозухи. Эти крупные (до 4 м) растительноядные животные имели на голове маленькие рожки.

Следующим представителем отряда терапсидов был подотряд аномодонтов (4% всех пермских родов рис. 2.7.19). Это были небольшие существа от 20 см до 1,2 м в длину, растительноядные и насекомоядные. Некоторые из представтелей данного подотряда жили в норах. Часть аномодонтов имели на верхней челюсти два больших клыка, которые использовались для выкапывания из земли съедобных кореньев. Аномодонты – первые синапсиды, имевшие вторичное нёбо, хотя и не на всю длину, как у млекопитающих. В отличие от более примитивных синапсид, аномодонты могли нормально пережевывать пищу, многие делали это не зубами, а роговыми наростами на челюстях, как у современных черепах. У некоторых крупных аномодонтов на голове были небольшие рога. Забегая вперед, заметим, что аномодонты – самые примитивные из синапсид, доживших до конца пермского периода.

Рис. 2.7.19. Представитель подотряда аномодонтов — dicynodontia.Другим отрядом синапсид являлись териодонты (зверозубые ящеры). Эти животные имели нормальный набор зубов, как у млекопитающих – резцы, клыки и коренные зубы. У некоторых териодонтов клыки (а может, и другие зубы) могли меняться неограниченное количество раз, очень жаль, что млекопитающие в дальнейшем утратили эту способность. К териодонтам относятся 8% всех пермских родов, львиную их долю (5% всех пермских родов) составляют представители подотряда горгонопсов – первая попытка эволюции создать саблезубого тигра. Далеко не у всех горгонопсов клыки были реально саблезубые, у многих горгонопсов клыки ненамного превосходят размеры, обычные для крупных хищников современной эпохи. Горгонопсы были первыми существами, способными быстро бегать на короткие дистанции. В конце пермского периода горгонопсы доминировали во всех экологических нишах крупных наземных хищников, ранее перечисленные хищники не выдержали конкуренции с ними и быстро вымерли. Размеры горгонопсов составляли от 1 до 4,3 м. Мелкие горгонопсы внешне похожи на современных диких собак, что неудивительно – экологическая ниша та же самая. Большая часть горгонопсов была впервые описаны российскими палеонтологами, что нашло отражение в их названиях: иностранцевия (в честь А.А. Иностранцева, крупнейший из всех горгонопсов рис. 2.7.14), вяткогоргон (рис. 2.7.20) и даже православлевия.

Рис. 2.7.20. Вяткогоргон.Другой подотряд териодонтов – тероцефалы. У некоторых тероцефалов было полностью построенное вторичное нёбо, но оно было построено по-другому, чем у млекопитающих – из других костей черепа. В отличие от горгонопсов, конечности тероцефалов были широко расставлены, что не позволяло им быстро бегать. Некоторые тероцефалы, например, эучамберсия (рис. 2.7.21) имели ядовитые зубы, как у современных змей.

Рис. 2.7.21. Эучамберсия.В поздней перми возникли и другие виды зверообразных рептилий, например дицинодонты (рис. 2.7.22). Одни из этих видов были величиной не больше крысы, а другие размерами не уступали корове. В основном они обитали на суше, однако некоторые перешли к водному образу жизни. Зубы дицинодонтов сидели в ячейках, правда, у большинства сохранилась лишь пара крупных клыков для перекусывания растений. По всей вероятности, дицинодонты имели роговые клювы наподобие черепашьих. У некоторых были бивнеобразные клыки — возможно, ими разрывали почву в поисках съедобных корней.

Ближе к концу пермского периода некоторые группы рептилий стали теплокровными. Это означало, что они могли дольше сохранять активность и им не нужно было долго согреваться по утрам после холодной ночи. Для поддержания необходимой температуры тела, им приходилось быстрее переваривать пищу, дабы извлекать из нее нужное количество тепловой энергии.

Последний и самый продвинутый подотряд териодонтов – цинодонты (рис. 2.7.23)– прямые предки млекопитающих. Эти теплокровные животные уже были полностью покрыты шерстью, они являлись почти млекопитающими. У представителей данного подотряда, развились различные по назначению зубы, как у современных млекопитающих. Острые долотообразные передние зубы (резцы) служили для захватывания и откусывания пищи. Кинжаловидные клыки могли разрывать добычу на куски, а плоскими коренными зубами со множеством режущих кромок цинодонты жевали и перемалывали пищу.

Рис. 2.7.22. Представитель дицинодонтов — Листрозавр (Lystrosaurus)Черепа цинодонтов изменились: появились сильные челюстные мышцы, необходимые для пережевывания. Ноздри отделяла ото рта специальная пластинообразная структура — нёбо, как у крокодилов. Поэтому цинодонты могли дышать носом, даже когда их пасть была набита едой, что, в свою очередь, позволяло им тщательнее пережевывать пищу. Возможно, по обе стороны морды у них имелись крохотные ямки, из которых росли усы. Ученые полагают, что для поддержания необходимой температуры тела у цинодонтов выработался шерстяной покров. В общем, они были очень похожи на млекопитающих. Есть даже мнение, что утконос и ехидна – на самом деле цинодонты, сохранившиеся до наших дней. В перми цинодонты только-только возникли, известно всего несколько родов. Это были небольшие (до 60 см) существа, насекомоядные, хищные и рыбоядные (как современные выдры). Это наши далекие предки. [2] Однако в то самое время, когда цинодонты начали распространяться по планете, на авансцену вышла новая, куда более грозная группа рептилий — динозавры. Перед лицом столь страшного врага смогли уцелеть лишь немногие виды маленьких теплокровных цинодонтов. А выжили они потому, что вели активный образ жизни даже на холоде, то есть добывали себе пищу по ночам, когда громадные динозавры были малоподвижны. Большинство цинодонтов вымерло в конце пермского периода, но некоторым удалось дожить до начала триаса. Их потомкам суждено было пережить эпоху динозавров и положить начало новой, высокоорганизованной группе животных — млекопитающим, будущим властителям Земли. [3]

Рис. 2.7.23. Цинодонт.Не все терапсиды хорошо укладываются в приведенную схему, есть переходные и экзотические формы, которые непонятно, как классифицировать, такие как тетрацеротопсы, фтиносухи и камагоргоны.

Вообще, пресмыкающиеся разных и одних и тех же пермских материков существенно отличались друг от друга, что говорит о существовании различных климатических зон.

Конец перми ознаменовался грандиозными катаклизмами. Сталкивались материки, вздымались новые горные хребты, море то наступало на сушу, то вновь отступало, климат часто и резко менялся. В атмосферу в больших количествах выделялись озоноразрушающие газы такие как сероводород и метан, что привело почти к полному разрушению озонового слоя планеты. Миллионы животных и растений не смогли приспособиться ко всем этим переменам и исчезли с лица Земли. В ходе этого величайшего в истории планеты вымирания погибло больше половины всех животных семейств. Особенно пострадали виды, обитавшие на мелководье. Полностью вымерло свыше 90 процентов наземных и 70% морских животных, включая более половины всех видов земноводных и большую часть аммонитов. Древние морщинистые кораллы также исчезли, и им на смену пришли современные рифообразующие кораллы. Ну и, наконец, произошло окончательное вымирание трилобитов.

Пытаясь объяснить столь масштабное вымирание в пермский период, ученые выдвигали множество различных гипотез. Многие виды животных утратили привычную среду обитания из-за поднятия горных хребтов и исчезновения морей, озер и рек. Какие-то виды не смогли пережить резкие изменения климата, вызванные дрейфом материков. Некоторые сошли со сцены из-за конкуренции между видами, намного усилившейся при слиянии материков.

Особенно большие потери понесли животные, обитавшие в пресных водоемах и в Мировом океане. О причинах этого мы можем только догадываться. Чем засушливее становился климат, тем больше воды испарялось из рек и озер, и в итоге они стали более солеными. В наши дни в пермских горных породах обнаружены значительные солевые отложения. Возможно, содержание солей в воде неоднократно менялось, и многие морские животные так и не смогли приспособиться к подобным колебаниям.

Животный мир перми

А.С.Антоненко

Lystrosaurus | ARK: Survival Evolved вики

Листрозавр

В Ark: Survival Evolved
В реальной жизни

Виды

Lystrosaurus amicifidelis

Время

Поздняя пермь — ранний триас

“

Дикий

Lystrosaurus Amicifidelis — небольшое травоядное животное, обычное для большей части острова.Всего около двух футов в длину, он не занимает высокое место в пищевой цепи и питается небольшими растениями. Ядовитые насекомые острова, кажется, мало влияют на Lystrosaurus.

Несмотря на то, что Листрозавр является одним из самых мелких травоядных на острове, он невероятно вынослив. Он восстанавливает свое оцепенение и здоровье намного быстрее, чем большинство существ, что делает обработку Lystrosaurus довольно сложной задачей.

отечественные

Неудивительно, что Листрозавр — чрезвычайно преданный питомец, когда-то прирученный.Он очень быстро учится, поэтому набирается опыта намного быстрее, чем большинство других существ. Кроме того, его присутствие поблизости, кажется, вдохновляет союзников, заставляя их быстрее учиться и набираться опыта. Таким образом, Lystrosaurus — отличное дополнение к охотничьей группе любого племени.

”

— Досье

Lystrosaurus — небольшое травоядное млекопитающее (синапсид), найденное на Ковчеге.

Википедия содержит более подробную и исчерпывающую статью о Lystrosaurus

Внешний вид

Lystrosaurus — это толстая рептилия, похожая на млекопитающего, которую часто описывают как рептильную свинью. Как и дикие свиньи, их обычно можно увидеть, нюхая дно джунглей в поисках пищи, используя два маленьких клыка и небольшой, но сильный клюв. Единственная настоящая защита Листрозавра — это их незаметность, потому что из-за того, что они маленькие и тихие, их невероятно трудно найти.

Поведение

Листрозавр пассивен.

Приручение

Общая информация

Галерея

Игровые изображения

Видео

Spotligt

Megapithecus Boss Arena и Spotlight Lystrosaurus, Sabertooth Salmon и Arthropluera!

Lystrosaurus | ARK: Survival Evolved вики

Листрозавр

В Ark: Survival Evolved
В реальной жизни

Виды

Lystrosaurus amicifidelis

Время

Поздняя пермь — ранний триас

“

Дикий

отечественные

”

— Досье

Lystrosaurus — небольшое травоядное млекопитающее (синапсид), найденное на Ковчеге.

Википедия содержит более подробную и исчерпывающую статью о Lystrosaurus

Внешний вид

Поведение

Листрозавр пассивен.

Приручение

Общая информация

Галерея

Игровые изображения

Видео

Spotligt

Megapithecus Boss Arena и Spotlight Lystrosaurus, Sabertooth Salmon и Arthropluera!

Итак, Рин, моя девочка. Просто снес яйцо. Как я его вылупил ??? | Lystrosaurus Tips

Итак, Рин, моя девочка. Просто снес яйцо.Как я его вылупил ???

Больше советов по приручению и нокаутированию Lystrosaurus

Я придумал, как приручить этих ненасильственных людей в Ark Mobile. Так что в основном кладите ягоды, которые им нравятся, в панель быстрого доступа, а затем просто приседайте за ними, и он сообщает вам, когда он голоден, затем нажимает ягоду на панели быстрого доступа, и он их кормит, а затем сообщает вам, когда он голоден

Хорошо, поэтому у меня потребовалось около 10 Моджи Баррис, так что будьте готовы к большому, потому что это может быть от нескольких до 13. Но, в конце концов, оно того стоит.И это такая милая маленькая прогулка. Похлопывание этого парня помогает вашим другим динозаврам довольно быстро повышаться на уровне, поэтому их команда будет чрезвычайно полезна, если все ваши динозавры будут на довольно низком уровне. Этот парень такой милый. Еще я назвал свою в честь брата Лестрейндж, не знаю почему, но название породы этого парня просто напоминает мне о Ластрейндж.

1. Найдите кого-нибудь обычно на пляже
2. собирайте ягоды
3. кормите его ежедневно примерно каждые 20 секунд
4. узрите маленького чувака!

Повысьте их скорость и выносливость, проведите пальцем влево, чтобы активировать их бафф опыта, и возите их куда угодно 🥰 вы повышаете уровень намного быстрее.

Это здорово. Они лояльные и милые. Я беру свою как небольшую защиту, когда иду на охоту за ягодами. Чтобы приручить …
1. Fined mejobarries (извините, если я неправильно написал) они фиолетовые и выглядят как наши синие ягоды.
2. Найдите на пляже листрозавра.
3. Посмотрите, как он держит ягоду в своем горячем баре, убедитесь, что ваш будущий питомец подсвечен, затем нажмите на межобарье, как будто вы собираетесь их съесть (убедитесь, что вы держите его так, как будто держите оружие)
4.Повторяйте шаг 3, пока ваш питомец не будет приручен.
5. Наслаждайтесь своим новым питомцем.

Хорошо, если вы пользуетесь мобильным телефоном, я придумал, как приручить их без насилия. Я положил ягоды в свою панель быстрого доступа, догадываясь, что это было похоже на то, чтобы их «вытащить». Начал следить за этим маленьким парнем, и вот, его ручной счетчик начал расти!

Lynthos легко приручить также хороши для убийства

Lystrosaurus: Easy Taming — Кормите Mejoberry, когда он проголодался.
-Скорость: Довольно быстрая для своего веса.
* Самое важное для новичков и других: если вы приручите пару таких парней, у вас будет дополнительная защита, они большие, сильные, иногда могут не отставать от вас — они очень быстрые для своего размера и веса! *

Вам не нужно его бить, просто покормите его с руки

Это немного лучше, чем у додо

Ark Lystrosaurus Guide (Способности, Приручение, Еда, Седло, Разведение, Капли и Местоположение)

Lystrosaurus Amicifidelis — это маленькое существо из поздней перми, которое было замечено вплоть до раннего триаса, с травоядным питанием и верным характером.

Это существо в значительной степени действует как ваша доисторическая домашняя собака, за исключением того, что у него почти нет средств, чтобы позаботиться о себе, в результате чего оно становится добычей многих хищников.

Этих существ обычно можно увидеть вдоль пляжей и в местах с травой или деревьями, где они любят слоняться.

Листрозавр не убежит, когда приблизится человек, и он даже съест предложенную ему пищу, но если есть даже при малейшем признаке опасности они сбегут.

Некоторые племена держат их в качестве домашних животных, в то время как другие обнаружили, что наличие этих верных существ и поддержание их жизнерадостности, похоже, позволяет другим существам в некоторой степени извлекать выгоду.

Досье

Краткое содержание досье

Листрозавр — одно из самых охотничьих существ на острове из-за своего небольшого размера и медленного движения, что позволяет существам легко превратить его в закуску.

Одинокий Lystrosaurus безобиден, но когда присутствует группа, они начинают становиться кровожадными и будут пытаться уничтожить добычу даже крупнее их самих.

Эти существа очень лояльны к своим хозяевам и обладают признаками интеллекта, который, кажется, передается другим существам, облегчая обучение прирученным, принадлежащим племени.

Ознакомьтесь с нашими другими руководствами по существам

Способности

Усиление опыта

Прикосновение к Листрозавру заставит его действовать счастливо, а затем распространить бафф в радиусе вокруг него, который увеличивает опыт, получаемый другим прирученным существом.

Использует

Усилитель опыта

Основная причина, по которой Листрозавр приручен племенами, заключается в том, что у них есть способность увеличивать количество опыта, которое имеют прирученные существа, что облегчает племенам достижение уровней приручения.

Companion

Хотя он не обязательно способен защитить своего владельца, он все же будет пытаться дать отпор и может нести небольшое количество ресурсов.

Как приручить листрозавра?

Lystrosaurus принимает пищу прямо от людей, и его нужно будет накормить перед тем, как полностью приручить, что достигается за счет того, что пища находится в вашем последнем слоте и взаимодействует с ними.

Это нужно делать до заполнения шкалы приручения.

Еда

Другая еда

Редкий цветок
Мейобери
Ягоды

Седло

Не ездить на лошадях

На Lystrosaurus нельзя ездить верхом и он будет следовать за вами.

Разведение

Яйцо

Листрозавр может размножаться, и после завершения спаривания самка выронит оплодотворенное яйцо листрозавра беловатого цвета с бордовыми пятнами на нем.

Добыча

Ресурсы, собранные с тела листрозавра

Варианты

Аберрантный листрозавр можно найти на картах Аберрация и Вальгеро.

Местоположение

Lystrosaurus обычно бродят по джунглям и берегам пляжей в поисках пищи возле растений.

Карты, на которых появляется Lystrosaurus:

The Island
The Center
Scorched Earth
Ragnarok
Extinction
Valguero

Lystrosaurus Spawn Местоположение:

Карты Lystrosaurus находятся на следующих картах.

Остров: https://ark.gamepedia.com/Spawn_Map_(The_Island)

Центр: https://ark.gamepedia.com/Spawn_Map_(The_Center)

Scorched Earth: https ://ковчег.gamepedia.com/Spawn_Map_(Scorched_Earth)

Ragnarok: https://ark.gamepedia.com/Spawn_Map_(Ragnarok)

Extinction: https://ark.gamepedia.com/Spawn_Map_16

Extinction) Аберрантный листрозавр (Aberrant Lystrosaurus Spawn) Местоположение: Аберрантный Lystrosaurus появляется только на картах Aberration и Valguero.

Аберрация: https://ark.gamepedia.com/Spawn_Map_(Aberration)

Обзор

Эти существа не могут быть первым выбором, когда дело доходит до раннего приручения, поскольку они могут замедлить выживших и вместо этого приручены и собраны позже для повышения опыта существ позже.

Большинство племен считают это милым питомцем и любят держать их под рукой, так как они могут сколько угодно использовать свое повышение опыта, пока кто-то ласкает это существо.

Хотя они находятся в нижней части пищевой цепочки, эти существа играют важную роль в племенах, которые размножаются, и могут содержать их как компанию, чтобы в дальнейшем существа стали сильнее.

Что касается переделки корма, я поделюсь … — Истории Ark Survival Evolved

Что касается переделки корма, я поделюсь изменениями в виде нового сообщения вместо обновления моего старого сообщения от 15 января 2017 года.

До следующего раза оставайтесь в безопасности, оставшиеся в живых.

-scytherius the Survivor-

Новый корм:

Basic используется для дилофазура, додо, кайруку, паразавра, фиомии и мезопитека.

Он сделан из очень маленьких яиц, таких как дило, додо, перышко, кайруку, листро, паразавр (тек) и стервятник.